Фантом - Анастасия Баталова

Несколько мгновений Оливия молчала, терпеливо протягивая нитку сквозь канву, а потом подняла голову:

— Я не хочу, чтобы он знал о моих чувствах. Я ведь ему не нравлюсь. А это так унизительно, быть влюблённой в парня, для которого ты всё равно что дерево или фонарный столб.

— Послушай, но то, что ты делаешь… — нерешительно начала Люция, — выглядит так неестественно… Это, пожалуй, даже похоже на издевательство. Лично я бы обиделась, вздумай кто-нибудь обходиться со мною подобным образом! Артур, может, и обратил бы на тебя внимание, если бы ты сама…

— Нет, — резко оборвала Оливия, бросив на стол вышивку, — это невозможно!

— Но почему? — Люция удивлённо распахнула глаза и чуть подалась вперёд.

— Он знает… Он всё уже знает… — произнесла Оливия с каменным лицом.

— Неужели?! Ты что, говорила ему? Когда? — Люция была поражена; изумление напрочь вытеснило из её сознания даже досаду на то, что лучшая подруга держала настолько значительное событие в тайне.

— Прошлым летом… В день своего рождения, — глядя в сторону, монотонно проговорила Оливия, — Помнишь, твои родители принесли то сладкое вино, удивительно вкусное, из каких-то цветов, кажется, я немного захмелела тогда и…призналась.

— Ну ты даёшь… Смелая, — восхищённо прошептала Люция, — у меня бы в жизни духу не хватило. Сказать… Парню…

— Да никакая это не смелость. Дурь… — произнесла Оливия с досадой и снова взялась за иглу, — и поделом, — отругала она сама себя через несколько мгновений, — девушка должна сохранять достоинство, а не вешаться на шею.

— Ну, а что он?

— Да ничего, — отрезала Оливия, давая понять, что разговор становится ей в тягость.

— Совсем ничего?

— Ну, как это обычно бывает… — с недовольным видом начала растолковывать Оливия, — вежливый, деликатный от ворот поворот. «Мы с тобой можем быть друзьями» и всё в таком духе.

— Боже мой… — горестно прошептала Люция, — Он же так давно уже тебе нра…

— Вот только не надо меня жалеть, ладно?! — гневно сверкнув глазами, выпалила Оливия. Он снова отбросила вышивку и, громыхнув стулом, встала. — Понимаешь теперь, почему я так веду себя? Нет вопросов?! — её реплики вылетали хлёстко, словно камушки из рогатки. — Я хочу, чтобы он забыл. Пусть думает, что у меня всё прошло. Что я его разлюбила. Что мне плевать. — Оливия ехидно скривилась. — А если это похоже на издевательство… Ну и прекрасно! Так у него точно не будет причин задирать нос.

В устремлённом на подругу взгляде Люции читалось искреннее сожаление. Оливия отвернулась, почувствовав, что против воли её глаза начинают наполняться слезами.

— Я ненавижу жалость, — сдавленно произнесла она, — когда жалеешь кого-то, всегда мысленно ставишь себя выше него, а когда жалеют тебя, то, даже если до этого ты крепился, нестерпимо хочется плакать. Жалость делает акцент на слабости. Она убеждает в ней, и не помогает, а ещё больше затягивает в болото. Потому, прошу тебя, не жалей. Никогда и никого. Это жестоко.

Оливия резко втянула носом воздух и, сев за стол, в который раз попыталась приняться за свою работу. Она вышивала крестиком сцену распятия Христа. Мотив был готов уже почти наполовину: на белой канве ровным выпуклым слоем выделялись тщательно прорисованное скорбное лицо молодого бога с терновым венком на голове и его обнажённый торс.

— Вот ведь никому же не приходит в голову жалеть Его, — сказала Оливия, яростно вытыкая иглу в Христа.

5

Было ветрено. Листва на деревьях бурлила точно кипящая вода, с моря несло терпкой штормовой свежестью, пепельные тучи, похожие на густой дым, обложили небо — всё предвещало грозу.

Оливия и Люция возвращались с «пятачка». Они спешили, опасаясь нависшего в воздухе ливня. По небу прокатывались уже отдалённые раскаты грома. Поведение Люции казалось Оливии несколько необычным: она как будто собиралась что-то ей сказать, признаться в чём-то, но никак не могла собраться с духом.