Дочь реки - Елена Счастная (2020)

Он обошел Грозу и дальше к общине направился. А она еще долго стояла, пытаясь осознать то страшное, что случилось вдруг. И, кажется, не ее в том вина, а все равно сожаление горькое и душное, точно полынь, вспыхнуло в горле комком, от которого сами собой слезы на глаза выступали. И не верилось — в то, что продолжало твориться вокруг, будто Гроза и впрямь тянула за собой тонкую, туго натянутую нить, которая, словно остро наточенная коса, срезала колосья чужих жизней. И подумать бы о том, что теперь с ней будет, а как-то не думалось. Вот он, был Домаслав жив, гладил ее пальцы и держал за руку на прощание — и как поверить теперь, что мертв? Что нет его больше, и остались теперь от сильного молодого парня всего лишь несколько пригоршней пепла.

Гроза медленно опустилась в траву прямо в зарослях бузины, что раскинула кудрявые ветви вдоль тропинки между лип. Сил вдруг не осталось даже для того, чтобы в покои вернуться. Словно в насмешку безмятежность такая кругом стояла. Замерла в янтаре лучей Ока, что падали с чистого, как тонкий срез крашеного стекла, широкими, шитыми золотом лентами. Парило слегка от земли: еще вчера дождь шел. Кутала Мать легкой теплой влагой, словно покрывалом шерстяным — верно, успокоить хотела. Но все же пришлось вставать и спешно уходить, когда завершился разговор мужей в общине и они все друг за другом пошли по дорожке: кто обратно к терему, кто — к дружинным избам. Гроза, пригнувшись за кустами, проскочила к женским хоромам и поднялась к себе.

— Что все ж случилось? — встретила ее там Драгица.

Она и сама, видно, извелась вся.

— Домаслава убили, — только и ответила Гроза.

Наставница ладонь к губам вскинула, проводила ее взглядом, как шла она до лавки. Гроза опустилась на постель, забралась с ногами, скинув черевики — и не шевелиться бы больше никогда. Потому что идти ей некуда — нет тех дорог, что привели бы к жизни обычной, такой, какая у других случается. Кому скучно может показаться: ничего особенного, так тысячи живут. А хотелось оказаться среди них. И больше ничего: пустота внутри. И огонек настырный жжет сердце — тоска страшная по Рарогу, ставшая только острее от последних вестей. Его не хватает страшно, как части тела или огромного куска души, вместо которого сейчас сквозит пронизанный горячим песком ветер. На его лодью она готова, не думая, шагнуть. И чтобы появилось то место, где она его ждать будет — зная, что он вернется, не боясь того, что придется его оставить рано или поздно.

Казалось бы, снова замерло все в детинце в ожидании: теперь любой напасти ждать можно. Да мало времени прошло, до вечера только того же дня, как кмети вернулись, и ошарашило всех повеление князя: Рарога непременно сыскать и в Волоцк привести. Гроза не сразу в толк взяла, что такое случилось и зачем вдруг князю понадобился находник, встреч с которым он теперь старательно избегал, хоть от службы его не отказывался.

Скоро можно было бы ждать, как сам он пожелает хоть что-то Грозе объяснить. И видеться с ним не хотелось сильно, а все же она не могла в стороне остаться, в неведении снова маяться неведомо сколько дней. И женские пересуды слушать — противно. Начнут выдумывать то, чего нет. А кмети порой их ничуть не лучше, если сами толком ничего не знают.

Потому Гроза отправилась к Владивою: хотелось с глазу на глаз с ним поговорить, выведать как можно больше. Но в хоромах князя не оказалось. Пришлось к тому же выдержать косые взгляды всех мужей, что попались навстречу по пути туда. Рассказали ей, что Владивой выехал в посад, а уж зачем, то мало кому было известно. Гроза кинулась искать воеводу Вихрата — и, на счастье, хоть он оказался еще в детинце, не отбыл до дома, ведь день уже и к вечеру склонился.

— Чего носишься, Гроза? — встретил тот ее недалеко от дружинных изб — не слишком ласково. — На ежа села, что ли?