Я слышу, как ты дышишь - Остин Марс (2019)

— А это храмовая площадь, — они дошли до поворота стены женского дворца, министр развернул Веру вправо, показывая новый двор с галереями по бокам. Внутри двора была широкая дорожка из каменных плит, вдоль этой дорожки шла вереница статуй на высоких постаментах, министр повел ее туда. Они спустились по ступенькам, остановились в начале дорожки, министр осмотрелся вокруг с невеселым видом, как будто это место много для него значило. Вера постояла молча, рассматривая статуи и здание напротив с двухэтажной крышей и драконами на коньках, поняла, что молчание длится слишком долго, подняла вопросительный взгляд на министра Шена. Он заметил, невесело усмехнулся и кивнул вперед: — Здесь проводятся ежегодные службы в честь богов и духов-покровителей семьи. Моя дорога унижения.

Вера пораженно осмотрелась, ничего унизительного не нашла и опять развернулась к министру:

— Почему?

— Потому что в этот день собираются все мои родственники и выстраиваются вот тут, каждый у своего духа-покровителя, — он указал рукой вдоль дорожки, медленно пошел по ней вперед, статуи начинались не сразу, а где-то после первой трети дорожки, причем первым шел пустой постамент, а следующий уже был со статуей, министр остановился напротив нее, — вот тут стоит младшая сестра, возле следующего духа — средняя, потом следующая и старшая, потом другие люди, возле вон того, самого дальнего, стоит мать. А я, как наследник, несу ароматические палочки и прочие дары, вообще это старший мужчина должен делать, но он на моей памяти никогда не мог пройти такое расстояние по прямой, так что я его всю жизнь замещал в этом вопросе. Выхожу вот оттуда, откуда мы пришли, иду по дороге до храма, там возлагаются жертвы, — он указал на здание с двумя крышами, опять посмотрел на первую статую: — По канону, мы должны вот тут встречаться, а потом вместе идти к жертвеннику и возлагать жертвы. Когда я подхожу, сестра тут уже стоит меня ждет, я останавливаюсь, поворачиваюсь к ней, она мне кланяется, я кланяюсь ей, она берет у меня одну палочку и я иду дальше к алтарю, она идет за мной. Я подхожу к следующей, все повторяется, вторая становится за первой, и так дальше до самого конца, мы идем туда, жертвеннику тоже кланяемся, я возлагаю жертвы, они все по очереди ставят палочки и просят у богов чего им там хочется, считается, что в этот день сто процентов боги исполнят.

— И в чем унизительность? — осторожно спросила Вера.

— Они мне не кланяются. Я для них не наследник, я подхожу, жду поклона, они стоят с задранными носами свой удар гонга, потом на свой удар кланяюсь я, они милостиво принимают поклон, берут палочку и идут за мной, и так каждая — мать, бабка, бедные родственники-приживалы, все. В прошлом году мать притащила своих дочерей, потому что в их доме не было мужчины, ее муж заболел, а его брат был в отъезде, некому было провести церемонию. Они меня попросили, я сделал им одолжение, в итоге я всей кодле поклонился, а вся кодла мне — ни разу. Я плачу их долги, я их защищаю, а они делают вид, что я этим их оскорбляю.

— В смысле — защищаете?

— Если их кто-то оскорбит, они жалуются мне и я вызываю этого человека или его представителя на дуэль. Но их редко оскорбляют, потому что мои дуэли тяжело переносятся, я не жалею оппонентов, все об этом знают. И если они проиграются в карты или на скачках, то за их долгами тоже приходят ко мне, а я к ним не иду, потому что мне проще заплатить, чем видеть их рожи.

Он смотрел куда-то вдоль аллеи пустым взглядом, выглядел замерзшим и потерянным, как будто сам пытается понять, на кой черт ему сдался этот склеп. Вера осторожно положила свою ладонь поверх его руки на ее талии, он очнулся и посмотрел на нее, она шепотом сказала:

— Ваши цыньянские бабы охренели от безнаказанности.

Он фыркнул: