Я слышу, как ты дышишь - Остин Марс (2019)

Терпкое, вязкое, густое и кислое, с привкусом какой-то горькой зелени, у нее весь рот горел огнем, пришлось скорее хватать торт и пытаться избавиться от этого ощущения.

А король лихо опрокинул все и сразу же налил еще раз, поставил бутылку и взял бокал двумя руками, откинулся на спинку кресла, стал смотреть в огонь. Вера молчала, пока он сам не собрался с силами и не заговорил, так, как будто паузы не было и они продолжают долгий разговор:

— Моя мать рожала детей каждый год, с тех пор, как отец взял ее в жены, сразу после войны. У нее от природы было не особенно крепкое здоровье, а множество беременностей подточили его окончательно, выжили только трое детей, все девочки. И даже те дети, которые не выжили, были девочками, жрицы Церати говорили, что она не сможет родить сына никогда. А отцу нужен был наследник, после войны в его роду осталось мало мужчин, он взял во дворец нескольких принцев из родственных семей, но даже они далеко не все подходили, испытание гонгом прошли только трое, один из них калека, один — единственный наследник герцога, и еще один — редкостный болван, отдавать ему трон отец не хотел. И тут ему на голову свалилась эта беременная узкоглазая обезьяна. Он послал к ней жрецов и они сказали, что будет сын, он очень обрадовался и стал окружать ее вниманием и заботой. А мать все это видела и изо всех сил пыталась сама родить мальчика, но у нее не получалось. Она тратила огромные деньги на шарлатанов, но результатов не было, а Шен рос крепким и здоровым, делал успехи в науках, выступал на детских соревнованиях по стрельбе и бою на мечах, и отец настолько ушел в радости отцовства, что вообще забыл о законных наследниках и наследницах. Карном уже не раз правили женщины, ничего катастрофического в этом нет, после южной войны принцесса Карна вообще вышла замуж за ридийского принца, ему дали титул герцога, но не короновали, она правила сама, семнадцать лет, аж пока ее сын не вырос и не принял корону. Но отец не хотел отдавать трон женщине, он вообще к женщинам относился как к вещам, особенно к матери. Она ходила к нему каждый раз, когда он ночевал во дворце, это было не часто. Давал ей шанс. А потом после очередного выкидыша говорил, что ничего страшного, попробуешь еще раз. Я не знал ее, — он махом выпил полбокала, посмотрел на Веру, — она умерла, рожая меня, я ее не помню. Но я читал ее дневники, это летопись неизбывной скорби и незаслуженной вины. И зависти. Каждая страница — вопрос, почему одним все дается легко и с первого раза, а другим не дается вообще, несмотря на все усилия. А потом нашелся все-таки в череде шарлатанов один толковый, или боги услышали ее молитвы, или просто так совпало… и она забеременела мальчиком, маги и жрецы подтвердили, что здоровым, есть шанс, что выживет. Вот только у нее в этом случае шансов не было, ее предупредили об этом еще тогда, когда можно было отказаться, но она не стала. Она прекрасно знала, на что идет, и писала мне об этом письма из прошлого, о том, как она рада, что я смогу родиться, и какие надежды она на меня возлагает. Но когда я родился, Шену было уже десять лет, ты представляешь себе, что такое фора в десять лет? Десять лет поддержки отца, опеки и помощи, советов, подсказок, безраздельной власти над его временем и ресурсами самой сильной в мире страны? Я бы при всем желании его не догнал, с ним очень сложно соперничать, даже ровесникам, а уж с разницей в десять лет…

Он налил себе еще вина, а когда наклонился поставить бутылку, Вера быстро плеснула в его бокал немного из своего, она больше не хотела это пить, но говорить об этом не считала уместным.

Георг опять опрокинул в себя полбокала, не морщась и не закусывая, только глаза повлажнели. Нервно улыбнулся Вере, ее в который раз продернуло мысленным диссонансом от этой улыбки на этом лице.