Мы слишком разные - Рейчел Хиггинсон (2021)

У него была своя жизнь, у меня своя. Всё в нас было настолько разное, что не имело смысла рассматривать возможность работать вместе или даже недалеко друг от друга. Мы были слишком разные и шли каждый своим путём.

Удачи, Эзра Физзиуиг10 Батист. Счастливого пути.

ГЛАВА 10

Никто не зажёг свет на крыльце дома моих родителей. С улицы он выглядел как предвестник несчастья, как тот дом, который ты в детстве избегаешь на Хэллоуин, потому что знаешь, что там тебе дадут монетки вместо конфет.

Именно таким и было моё детство. Всегда монетки. Никогда ничего сладкого.

Когда я вошла, в гостиной было темно, хотя спокойное зимнее солнце начало садиться час назад. Всё как обычно. Мама не заботилась о том, чтобы я чувствовала себя как дома. Она уже пригласила меня на ужин, так что её обязательства были выполнены.

Свет из кухни, расположенной в задней части дома, падал длинным ярко-оранжевым прямоугольником на старый ковер, раскинувшись до самого края обшарпанного кофейного столика. Я слышала, как мама гремела чем-то на кухне, добавляя последние штрихи к ужину. Стучали кастрюли, закипала вода, открывались ящики и гремели ложки, но ни радио, ни телевизора слышно не было. Только то, как она доводила до совершенства наш ужин, и негромкое покашливание папы из их спальни.

Я постояла минуту, невидимая и незамеченная. Сделав глубокий вдох, я почувствовала весь букет воспоминаний и эмоций. Моя грудь сжалась, и я не могла понять, связано ли это с тем, что я согласилась на ужин или с ностальгией по детству, когда у меня не было никаких обязанностей. Чтобы это ни было, но это чувство тяжёлым грузом легло мне на сердце, и мне хотелось вырвать его из своего тела, достать изнутри себя и в чём-нибудь увековечить. Я хотела нарисовать вот этот момент, каким–то образом переместить его из реальности на холст.

Я бы сосредоточилась на растянутом треугольнике света, сделала бы его центром композиции. Ковёр был бы правильного цвета, выцветший и коричневый. Мне бы пришлось провести множество часов, вырисовывая зернистость дерева на кофейном столике. И для дверного проёма пришлось бы выбрать правильные пропорции.

Затем на заднем плане я бы добавила маму у плиты, её чёрные волосы, усыпанные сединой, собраны в низкий хвост. Я бы нарисовала её голову наклонённой над кастрюлей, и детально прорисовала бы её пальцы, согнутые вокруг деревянной ложки, и чёрные брюки и рубашку, которая точно была на ней сейчас надета. Но я бы скрыла её лицо.

Каким-то образом я бы включила в композицию главную спальню. Может быть, в виде части дверного проёма, где бы виднелся угол кровати, а на краю — пара огромных ног в носках.

Всё это я бы раскрасила в серые, чёрные и коричневые тона. Весь свет сосредоточился бы в одном месте. И я бы позволила зрителям увидеть ту историю, какую они бы хотели. Я бы позволила им посмотреть на закулисье моей семьи, и они могли бы сами сделать свои выводы о той истории, которую я им рассказала.

И она бы зависела от них, и от их видения мира. Это могла быть история о стойкости и преданности, о людях, которые держатся вместе несмотря ни на что, про счастливый конец. Но это также легко могло превратиться в трагедию. Я сама ещё не решила.

Я потрясла ключами и откашлялась. Уронив сумочку на кресло рядом с окном, я постаралась издать столько шума, сколько было возможно, и направилась в кухню.

— Я тут! — крикнула я, чтобы все, кто был в доме, знали, что я приехала.

Мама повернулась на своём месте у стола и посмотрела на меня точно ястреб. Она никогда не красилась, поэтому её глаза всегда выглядели точно бусины, а её оценивающий взгляд вызывал тревогу.

— Привет, — сказала она.

— Привет.

Тяжесть у меня в груди усилилась. Я немного переживала из-за своего выбора одежды и вообще из-за любого жизненного выбора, который мне приходилось делать.

Она вернулась к ужину и наклонила голову.