На станции их купе пополняется не одним пассажиром, а сразу двумя. Но они даже не земляки – он едет в деловую командировку, она – домой, погостив у дочери. Устраиваются шумно. Он на верхнюю, она на нижнюю, раскладывают вещи, достают припасы – у него бутерброды, у нее – домашние пироги, знакомятся, ругают погоду. Ритуал, который Полине уже стал привычен, и она без напряжения втягивается в него, выдавая очередную версию своей выдуманной биографии. Может быть, если выдавать себя за кого-то другого, в чьей жизни нет зеленоглазых всадников Апокалипсиса, можно от этого всадника избавиться. Обмануть. Скрыться.

* * *

Ведь желая избавиться от страдания они, напротив, устремляются к нему, а желая обрести счастье они, словно враги, в омрачении разрушают его.

Одним из новых пассажиров оказывается любопытный тип. Он любопытен до Полины и вообще, сам по себе. Угощает в ресторане коньяком, рассказывает о себе. Главный инженер прииска, серьезный человек, не женат, бурят. Все, кроме бурята – знакомо. Видали мы вас таких – серьезных и неженатых, до первых двух полосок. И папаша у нас из таких же инженеров. Но она все это не проговаривает, пьет коньяк, смеется приглашениям составить и скрасить. Плавали, знаем, по столичной мерке и фарватеру. Но поиграть и попить коньяк – отчего же нет? Даже позволяет прижать себя в тамбуре и слюнявый поцелуй в шею. Может, это поможет? Не помогает, лишь отвращение. Спать к себе на верхнюю полку под недовольное инженерное сопение.

Идите вы к черту.

Взбивает подушку под головой, прислушивается к звуку хода поезда. Перестук колес сменился гулом – колеса не стучат, а гудят – на одной, сплошной, немного тревожной ноте. Это, как ей объяснил новый инженерный поклонник – бесстыковые рельсы, бархатный путь. Бархатный путь, гладкая, мягкая дорога. Легкие пути ведут к трудным последствиям – это Полина уяснила точно.

* * *

Для меня, как музыкой, снова мир наполнится…

Утром рельсы снова не гудят – стучат. Отверженный бурят демонстративно развлекает двух других дам, а Полина решает развлечь себя чтением. Вторая книга так же куплена в киоске печатной продукции на последних секундах стоянки и так же не глядя. После завтрака, уже на своем месте, устроившись на полке, Поля разглядывает свое приобретение и удивленно хмыкает. Тут без чаек. И вообще - самое то читать под стук колес про Анну Каренину. И она читает, увлекается, так, что опомнилась только ближе к вечеру – от голода. С книжкой подмышкой сбегает в вагон-ресторан, чтобы там есть, не отрываясь от чтения. Умеет же граф. Жжёт. Глаголом и прочими прилагательными.

* * *

Во глубине сибирских руд…

«Каренина» поглотила Полю целиком. Под стук колес или под стук сердца – но что-то попадает в точнейший резонанс с историей Анны Аркадьевны, и даже зная финал, страницы проглатываются. К Полине на верхнюю полку заглядывает главный инженер, предлагает мировую и коньяк. Отмахивается. Какой коньяк, тут развязка. На длинной остановке заставляет себя оторваться и выбежать перекурить. Железнодорожный шум вдруг становится тревожным, линия рельс – эшафотом, поезда - палачами, а вся история – глубоко личной. Затягиваясь, пристально глядит на матово блестящие в лучах вечернего солнца рельсы. До каких же глубин отчаяния нужно дойти, что вот так… Но и ее, Полину, от безысходности тоже потянуло сюда, к рельсам, на поезда. Пока – на. Тряхнув головой, Поля спешно возвращается в вагон.

* * *

И гордый внук славян, и финн, и ныне дикий тунгус, и друг степей калмык.

За окнами темнеет. Финал наступил. Никто ее не видит, и Полина тихонько утирает слезы и еще тише шмыгает носом. Ну, граф, ну за что же вы так…

А эти, тоже хороши. Сволочи. Что Вронский, что Облонский. И Ракитянский гад – с ними за компанию. Потому что «-ский». Но почему-то жаль Каренина. Наверное, потому что не «-ский». И ДарьСанну – просто так, тоже за компанию.