Кино для взрослых - Уильям Вулфолк (1996)

— Ты здесь? — спросил он, не открывая глаз.

— Конечно, — ответил голос, исполненный вожделения и в то же время детской застенчивости.

Хендершот открыл глаза. Гамак просел: Шейла опустилась рядом. Ее неправдоподобно зеленые глаза блестели.

— Во что бы тебе хотелось поиграть?

— Оставляю за тобой право выбора.

— Сегодня тебе не идет быть монахом.

— Костюм не имеет значения. Его можно сменить.

— И гамак. В прошлый раз мне было больно.

— Небольшая порция боли увеличивает наслаждение.

— Если мне предстоит изведать боль, я предпочла бы другой способ.

— Например?

— Что-нибудь придумаю.

Он предоставил ей инициативу и завороженно следил за ее действиями. Этой ночью они станут нимфой и деревом, козленком и девушкой, глядящей в пруд, или охотником, пронзающим свою добычу. Мешанина образов.

Шейла вошла в комнату, словно на крыльях летучей мыши, легко ступая и поднимая ноги на высоких каблуках, имитируя полет. Склонила к нему свой роскошный бюст. Он притворился спящим и сквозь незаметную щелочку между ресницами наблюдал за тем, как она медленно, словно крылья ночного создания, воздевает свои волшебные руки. Потом она вдруг резко нагнулась и укусила его в шею (наверняка останутся крохотные ранки), а затем стала ласкать его тело чуткими, почти неосязаемыми пальцами. Она вновь приподнялась — словно взмыла над ним в темноте. Ему удалось мысленно отвлечься от ее действий, но какая-то подсознательная часть его существа продолжала наслаждаться агонией. Он все более погружался в себя, в то время как ее ласки становились все интенсивнее. Каждое новое ощущение оказалось заключенным в драгоценную оправу и обрело законченность. Ее тело затрепетало, покрылось испариной. В последние исступленные мгновения Хендершот присоединился к ней; в мозгу рождались уже не образы, а яркие разноцветные вспышки. Он был одновременно проекционным фонарем и экраном. Наконец Шейла с хриплым булькающим звуком рухнула на него.

Грандиозное действо!

* * *

Он наблюдал за ее отточенными, грациозными движениями, пока она бродила по комнате босиком. Любовался идеально гладкой, без малейшего изъяна, алебастровой кожей. Так же совершенно было все ее тело, хотя он знал; в детстве она страдала небольшой косолапостью, пришлось делать операцию. Вот почему она питала слабость к дорогой обуви, битком набивая ею гардеробную.

Шейла почти закончила одеваться. Хендершот вставил сигарету в серебряный мундштук и закурил, продолжая следить за нею с настороженным вниманием подстерегающей добычу хищной ящерицы. В уголках губ обозначились морщины.

— Знаешь такого парня — Пола Джерсбаха?

— Твоего нового автора? Он был на студии во время моего представления. Красивый молодой человек. Он тебя интересует?

— Да.

— Не давай Тому Фаллону поводов для ревности.

— Том не в счет.

Она немного подумала.

— Когда-нибудь ты зайдешь слишком далеко. Не думаю, что он простил тебе меня. И уж тем более не простит другого мужчину.

— На голой физиологии далеко не уедешь. А Тому больше нечего предложить. Джерсбах напомнил мне одного молодого матроса. Дождливым вечером я подвез его на своей машине. Оказалось, что он в отпуске: служил на авианосце во Вьетнаме. Я убедил его не возвращаться на корабль, достал фальшивый паспорт, дал работу.

— А дальше?

— Обольстить его оказалось непросто. Он долго сопротивлялся искушению. Это был подлинный триумф техники. Торжество зрелости над молодостью. Опыта над наивностью. Я понял, что он мой, когда он начал странно себя вести. Отказывался выполнять домашние обязанности. Целыми днями слонялся по комнате, слушая меланхоличную музыку и перечитывая книги из моей коллекции.

— Что с ним случилось?