Забыв об обеде, маэстро направился прямо в заднюю комнату, принес оттуда портрет Джульетты Толомеи и вновь поставил на мольберт, ибо картина так и осталась незаконченной. Теперь художник знал, что дать ей в молитвенно сложенные руки: не четки и не распятие, но розу о пяти лепестках, rosa mistica . Старинный символ Девы Марии, этот цветок считался символом тайны ее девственности и непорочного зачатия. По мнению маэстро Амброджио, нельзя было найти лучшей эмблемы небесного покровительства невинности.

Сложность для маэстро представляла задача изобразить цветок так, чтобы заставить зрителя вспомнить о религиозной доктрине, а не отвлекать соблазнительной органической симметрией лепестков. Это был настоящий вызов, который маэстро принял всем сердцем. Смешивая краски, чтобы получить самые чудесные оттенки красного, он изо всех сил старался думать исключительно о ботанике.

Но это было выше его сил. Слухи, ходившие в городе, были слишком прекрасны и желанны, чтобы не возрадоваться. Говорили, что после свадьбы Салимбени и Джульетты Толомеи Немезида весьма своевременно наведалась в спальню невесты и милосердно не дала свершиться акту чудовищной, невыразимой жестокости.

Одни называли это чудом, другие — человеческой натурой или простой логикой, но независимо от причины все сходились в одном: жених так и не смог выполнить супружеский долг.

Доказательств этой поразительной ситуации, как понял маэстро, предостаточно. С Салимбени волей-неволей приходилось считаться, поэтому многие пристально следили за тем, что происходит в его доме, и выходило вот что: зрелый мужчина женится на прелестной молодой девушке и проводит брачную ночь в ее постели. Через три дня он покидает палаццо и находит уличную проститутку, однако оказывается неспособен воспользоваться ее услугами. Когда мадам любезно предлагает ему разнообразные снадобья и порошки, он в бешенстве кричит, что перепробовал уже все это шарлатанство и ничего не помогло. Все это позволяло сделать вывод, что на брачном ложе он опозорился как мужчина и даже лекари ему не помогли.

Другое доказательство предполагаемого положения дел заслуживало куда большего уважения, ибо исходило из самого дома Салимбени. На людской памяти в этой семье исстари существовала традиция осматривать простыни после брачной ночи, чтобы убедиться в девичьей незапятнанности невесты. Если на простыне не было крови, девушку с позором возвращали родителям, а Салимбени прибавляли новое имя к длинному списку кровных врагов.

Наутро после свадьбы самого Салимбени окровавленных простыней не оказалось, и священным стягом Ромео никто торжествующе не размахивал. Единственным, кто знал о судьбе палио, был слуга, которому приказали в тот же день отнести ларец с шелковым знаменем мессиру Толомеи, извинившись за неблагочестивое снятие его с тела Тебальдо. А когда, наконец, через несколько дней постельное белье с пятнами крови вручили горничной, которая отнесла его кастелянше, а та тут же передала старейшей женщине клана, почтенная матрона с первого взгляда распознала подлог.

Чистота невесты была делом великой чести и требовала, соответственно, искуснейшей подделки, и поэтому по всему городу старухи соревновались друг с другом в составлении наиболее правдоподобных смесей, которые можно быстро нанести на брачные простыни в отсутствие настоящего события. Тут одной крови недостаточно, ее нужно смешивать с другими субстанциями, и у матриарха каждого семейства имелся собственный тайный рецепт и способ распознавания обмана. Подобно алхимикам древности эти женщины изъяснялись не обычным языком, но магическими терминами; философским камнем для них оставалось идеальное сочетание наслаждения и боли, мужского и женского начал.