Джульетта - Энн Фортье

Через десять секунд я пулей вылетела в переулок, чуть не опрокинув целый ряд скутеров, припаркованных бок о бок. Я понятия не имела, где нахожусь, но это ничего: важно, что сумки были при мне.

Выходя из такси позади отеля «Чиусарелли», я рада была отдать водителю все, что угодно, но при виде слишком щедрых чаевых таксист покачал головой и вернул большую часть.

— Мисс Толомеи! — чуть ли не в панике кинулся ко мне диретторе, едва я вошла в вестибюль. — Где вы были? Только что заходил капитан Сантини. В форме! Что происходит?

— О! — попыталась улыбнуться я. — Может, он хотел пригласить меня на чашечку кофе?

Диретторе Россини гневно глянул на меня, приподняв брови заостренной аркой неодобрения.

— Мне не показалось, что капитан был здесь с романтическими намерениями, мисс Толомеи. Я настоятельно предлагаю вам ему позвонить. Вот его телефон. — Он благоговейно подал мне визитку, словно святую облатку. — На обратной стороне, видите? Я полагаю, — повысил голос диретторе Россини, когда я прошла мимо него по гостиничному холлу, — что вам следует позвонить ему немедленно!

Чтобы открыть мамину шкатулку, мне потребовался почти час и несколько походов на ресепшен. Перепробовав все имевшиеся в моем распоряжении инструменты: ключ от номера, зубную щетку и телефонную трубку, — я сбегала вниз одолжить пинцет, затем кусачки для ногтей, иголку и, наконец, отвертку. С каждым моим появлением диретторе Россини становился все мрачнее.

В конце концов, мне удалось справиться с задачей, не просто открыв заржавевшую защелку, а отвинтив весь запорный механизм, что заняло довольно много времени — отвертка оказалась маловата. Но я опасалась, что диретторе просто взорвется, если я еще раз спущусь на ресепшен с просьбой.

Упрямство замка сверх всякой меры подогрело мои ожидания, поэтому я откинула крышку, задыхаясь от нетерпения и предвкушения. Исходя из легкости шкатулки, я убедила себя, что там что-то хрупкое и очень ценное, но, открыв ее, увидела, что ошиблась.

Внутри не оказалось ничего хрупкого, там были только бумаги, и без всяких водяных знаков. Ни денег, ни акций, ни купчих на крепости, лишь письма в конвертах и разные печатные тексты, скрепленные степлером либо скатанные в трубку и удерживаемые потрескавшимися резинками. Единственными более-менее вещественными предметами были блокнот, исписанный каракулями и закорючками, дешевое издание «Ромео и Джульетты» в мягкой обложке и старое распятие на серебряной цепочке.

Некоторое время я рассматривала распятие, размышляя, достаточно ли оно старинное, чтобы оказаться ценным, но это было сомнительно. В любом случае это всего лишь серебро и, насколько я понимала, в нем нет ничего примечательного.

То же самое можно было сказать и о томике «Ромео и Джульетты». Я несколько раз перелистала книгу, пытаясь уяснить, в чем ее ценность, но ни на страницах, ни между ними не оказалось ничего, что давало бы надежду. Не было даже пометок на полях.

В блокноте, напротив, нашлись интересные наброски, которые при наличии узкоспециального опыта можно было интерпретировать как имеющие отношение к поискам сокровищ, но с равным успехом это могли оказаться рисунки, вдохновленные походами по музеям и паркам со скульптурами. Внимание матери — если это был ее блокнот и ее рисунки — особенно привлекла одна работа, двухфигурная композиция: коленопреклоненный мужчина держит в объятиях полулежащую женщину. Не будь ее глаза открыты, я бы решила, что она спит или даже мертва. В блокноте скульптура была зарисована раз двадцать, но в основном фрагменты — черты лица, например. Признаюсь, ни один рисунок не пролил свет на загадку, отчего мама так заинтересовалась этим произведением.