Джульетта - Энн Фортье

Когда бандит договорил, наступила глубокая тишина. Брат Лоренцо съежился на своей повозке за спинами товарищей и отпустил поводья; сердце прыгало у него в груди, словно подыскивая место, где спрятаться. На секунду он даже испугался, что сейчас упадет в обморок. Этот день, с его безжалостным палящим солнцем, без малейшего дуновения ветерка, напоминал одно из описаний ада, а вода у них закончилась много часов назад. Если бы брат Лоренцо заведовал общей казной, то заплатил бы бандитам любую сумму, лишь бы их пропустили.

— Ну что ж, — нарушил молчание старший монах, словно отвечая на неслышную мольбу брата Лоренцо. — Сколько вы хотите за ваше покровительство?

Негодяй ухмыльнулся:

— Смотря, что у вас в повозке.

— Это гроб, благородный друг, с телом погибшего от ужасной чумы.

Большинство бандитов попятились при этих словах, но предводителя было не так легко напугать.

— Да ну? — Его улыбка стала еще шире. — Тогда давайте взглянем, что ли.

— Нельзя, — серьезно сказал монах. — Гроб должен остаться запечатанным, такой у нас приказ.

— Приказ? — воскликнул атаман. — С каких пор чернецы исполняют приказы? И с каких пор… — он выдержал паузу, стараясь не фыркнуть от смеха, — …смиренные монахи ездят на липицианских лошадях?

В молчании, наступившем после этих слов, брат Лоренцо почувствовал, как все его мужество ухнуло свинцовым грузилом на самое дно души, угрожая пробить дыру и выпасть наружу.

— А гляньте-ка сюда! — продолжал атаман, желая ободрить своих головорезов. — Кто видывал чернецов в такой превосходнейшей обуви? Вот это, — он указал мечом на стоптанные сандалии брата Лоренцо, — обычай предписывает носить монахам, мои непредусмотрительные друзья, если хотите избежать пошлин. Как я вижу, единственный настоящий смиренный монах здесь немой паренек в повозке. Что касается остальных, я готов заложить свои яйца, что вы на службе менее могущественного патрона, чем наш Господь, и ценность этого гроба для вас намного превосходит пять жалких флоринов, которые я собираюсь взять с вас за его провоз.

— Вы ошибаетесь, — возразил старший монах, — думая, что мы в силах позволить себе такие траты. Два флорина — все, на что вы можете рассчитывать. Берегитесь: столь безмерная жадность навлечет гнев Небес на вашего покровителя!

Такое предупреждение только позабавило бандита:

— Жадность, говоришь? Нет, я повинен лишь в грехе любопытства. Платите пять флоринов, или я вот что сделаю: гроб останется здесь, под моей охраной, пока ваш патрон лично за ним не явится. Я уже мечтаю познакомиться с пославшим вас богатеньким ублюдком.

— Вскоре вы будете охранять лишь трупный смрад.

Разбойник пренебрежительно усмехнулся:

— Запах золота, друг мой, заглушит любую вонь.

— Твоей вони не забить даже горе золота, — съязвил монах, отбросив, наконец, притворное смирение.

Услышав оскорбление, брат Лоренцо прикусил губу и начал лихорадочно искать пути спасения. Он достаточно хорошо знал своих попутчиков, чтобы предсказать исход перебранки, и не хотел в этом участвовать.

Предводитель бандитов словно не обратил внимание на дерзость жертвы.

— Значит, ты твердо намерен умереть на моем клинке? — спросил он, склонив голову набок.

— Я твердо намерен, — ответил монах, — завершить мой поход, и ни один из твоих ржавых мечей не станет препятствием на моем пути.

— Поход? — дурашливо завопил бандит. — Смотрите, кузены, на монаха, возомнившего, что Бог посвятил его в рыцари!

Шайка загоготала, видимо, поняв шутку. Атаман кивнул на повозку:

— Избавьтесь от этих болванов и отведите лошадей и телегу к Салимбени.

— У меня предложение получше, — насмешливо сказал монах и сбросил рясу, под которой оказались боевые доспехи. — Почему бы нам сперва не проведать моего господина Толомеи с твоей головой на моем копье?