Джульетта - Энн Фортье

Негодяй не спеша подъехал к повозке, и брат Лоренцо узнал роскошно одетого предводителя разбойников, по-прежнему посмеивавшегося и, казалось, ничуть не пострадавшего в кровопролитной схватке. Заходящее солнце окружило бандита совершенно незаслуженно бронзовым ореолом. Брат Лоренцо про себя поразился контрасту сверкающей красоты окрестностей Сиены и откровенной порочностью их обитателей.

— А давай вот как поступим, монах, — начал разбойнике неожиданной учтивостью. — Я подарю тебе жизнь. Более того, ты заберешь эту крепкую повозку и благородных коней и сохранишь при себе свою казну в обмен на эту девку.

— Благодарю вас за щедрое предложение, — отозвался брат Лоренцо, щурясь на солнце. — Но я поклялся защищать эту благородную даму и не могу отдать ее вам. В противном случае мы оба будем гореть в аду.

— Ба! — Разбойник явно много раз слышал это раньше. — Эта девка не больше благородная дама, чем я или ты. Я вообще подозреваю, что она шлюха Толомеи!

Из гроба раздался вопль негодования. Брат Лоренцо быстро поставил ногу на крышку.

— Вы правы, эта дама — истинная драгоценность для мессира Толомеи, — сказал он. — Любой мужчина, коснувшийся ее, втянет весь свой род в нескончаемую войну. Вы же не хотите втянуть вашего хозяина Салимбени в кровавую распрю?

— Ах, эти монахи с их церемониями! — Бандит подъехал вплотную к повозке, и его ореол померк. — Нашел чем угрожать, сопливый проповедник. Война — моя работа!

— Умоляю, отпустите нас! — настаивал брат Лоренцо, подняв в дрожащей руке четки в надежде, что их осветят последние солнечные лучи. — Иначе, клянусь этими святыми бусинами и ранами сладчайшего Иисуса, Господь наложит на вас проклятие, и херувимы сойдут с небес и поразят смертью ваших детей в постели!

— Пускай приходят! — Негодяй вновь обнажил свой меч. — А то слишком много ртов кормить приходится. — Перебросив ногу через шею лошади, он перемахнул на телегу с легкостью танцора. Видя, что молодой монах в ужасе попятился, он засмеялся: — Чему удивляешься? Неужели и впрямь решил, что я тебя пощажу?

Капитан занес меч для удара. Поручив душу Небесам, брат Лоренцо опустился на колени, сжимая четки. Обидно умирать в девятнадцать лет, особенно если никто не видит твоего мученичества, кроме божественного Отца, который не всегда вовремя посылает помощь своим погибающим сыновьям.

ІІ.ІІ

Присядь, присядь, любезный братец мой!

Для нас с тобой дни танцев уж прошли.

Не помню, сколько времени я провела за чтением, но когда, наконец, переплыла бумажное море, на улице уже проснулись птицы. Теперь я понимала связь между бумагами в маминой шкатулке: все это были дошекспировские версии «Ромео и Джульетты». Текст, датированный 1340 годом, вообще не был художественным произведением, а скорее походил на описание подлинных событий глазами очевидца.

Еще не появившийся на страницах собственного дневника маэстро Амброджио, судя по всему, лично знал людей, ставших прообразами одних из самых трагических фигур мировой литературы. Хотя описанное им пока ничем не напоминало бессмертный шедевр Шекспира, нужно учитывать, что между реальными событиями и творением Барда прошло два с половиной века и сюжет успел пройти через множество рук.

Сгорая от нетерпения поделиться новостью с тем, кто сможет оценить ее по достоинству — ведь не всякому понравится, что много веков миллионы туристов приезжают искать балкон и могилу Джульетты не в тот город, — сразу после утреннего душа я позвонила Умберто на мобильный.

— Поздравляю! — воскликнул он, услышав, что я очаровала президенте Макони и он отдал мне мамину шкатулку. — И насколько ты разбогатела?

— Понимаешь, — замялась я, посмотрев на бумажный ворох на кровати, — сокровище, по-моему, не в шкатулке, если оно вообще существует.

— Конечно, существует, — возразил Умберто. — Иначе к чему твоей матери хранить ларец в банке? Ищи внимательнее.