Горячий ключ - Валентина Мельникова (2001)

Они решили оставить себе лишь одеяла, которые накинули на плечи поверх курток, да рюкзак Агнессы с веревками и двумя оставшимися банками тушенки. Автомат Дмитрий повесил на плечо, и они пошли вниз, обойдясь на этот раз без завтрака и бросив все остальные веши, рассудив, что лишний вес во время этого последнего отчаянного броска будет им не по силам.

Склон шел полого вниз, и, если бы не ветер, они достаточно быстро смогли бы его преодолеть даже с учетом, что Дмитрий с трудом волочил ногу, а Павел при каждом вдохе и выдохе едва сдерживался, чтобы не застонать от боли. Но ветер неистовствовал, бросал в них клубы снежной пыли и ледяной трухи, больно коловшей лицо, и неимоверно мешал движению.

Втянув голову в плечи, Павел смотрел себе под ноги, стараясь прикрыть лицо капюшоном от жгучих ударов ветра. Дмитрий шел впереди. Раненая нога задеревенела и все время подворачивалась, но он был рад, что хотя бы не чувствует боли. Он то и дело проверял путь ледорубом, понимая, что это мало что дает и, если впереди окажется обрыв, им несдобровать.

Конечно, будь он один, то шел бы быстрее даже с раненой ногой, но приходилось учитывать состояние Павла и необходимость помогать ему. Да и самому тоже надо было экономить силы, отнюдь не безграничные. Согнувшись в три погибели и прикрывая лицо ладонью, он попытался рассмотреть сквозь раздвинутые пальцы, что впереди, и чертыхнулся — по-прежнему одна крутящаяся серая мгла.

«Скорее бы рассвет, — подумал он вяло, — может, с восходом солнца хоть немного потеплеет».

Веревка вдруг натянулась, и Дмитрий оглянулся.

Павел рухнул на снег и лежал, сжавшись в позе плода в материнской утробе. Дмитрий с трудом добрел до него и попытался поднять. Холод и усталость вытянули из Павла все силы, а боль в груди, видно, окончательно доконала его. Он лежал на снегу и был не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой. Но смотрел осмысленно и прошептал посиневшими от холода губами:

— Оставь меня, Дима! — Он с трудом сглатывал слюну. — Я больше не могу. Без меня ты дойдешь быстрее.

Дмитрий молчал. Павел прохрипел:

— Елы-палы, проваливай отсюда!

Голос его прозвучал едва слышно, а ему казалось, что он кричит громко и с надрывом. Последние силы оставили его, и он потерял сознание.

По-прежнему молча Дмитрий наклонился над ним, поднял под мышки, подсел под него и с громадным усилием взвалил себе на плечи. Ногу сразу же пронзила резкая невыносимая боль. Дмитрий шатался от груза и слабости, но заставил себя сделать шаг вперед. Затем еще один… Еще… Еще…

Он шел поперек склона, постепенно спускаясь вниз, с хрипом втягивая воздух и матерясь сквозь стиснутые от боли зубы. Порой ему казалось, что его жилы не выдержат напряжения и лопнут, как натянутые струны. По его лицу тек и застревал, замерзая, в отросшей бороде пот вперемешку со слезами. Руки Павла болтались сзади и при каждом шаге колотили Дмитрия по пояснице. Вначале это раздражало его, но потом он просто перестал ощущать удары. Тело его, казалось, было мертво, и лишь крошечная искорка сознания, поддерживаемая остатками воли, все еще теплилась в мозгу и заставляла переставлять ноги. Он не видел ни снега, ни неба, внезапно проявившегося в вышине, ни вершин, ни обрывов. Он ничего не видел, в глазах стояла сплошная мгла, пробиваемая редкими мерцающими всполохами. Но словно кто-то невидимый вел его сквозь нагромождения камней и сугробов к теплу, свету, зеленеющей внизу тайге.

Раненая нога в поисках точки опоры выделывала замысловатые вензеля. Она совсем занемела и ничего не чувствовала. Крошечный импульс в мозгу помимо воли Дмитрия руководил: медленно, очень медленно — ногу вперед. Обопрись. Хорошо. Теперь тяни другую. Так. Отдохни.