Влюбись в меня - Дженнифер Арментроут (2018)

– Малышка, чувствуй себя как дома, – ответил Рис.

– Мне это всегда казалось странным. Кто захочет, чтобы люди чувствовали себя как дома в гостях? – сказала я, отодвигая занавеску и открывая дверь. – Они ведь станут у тебя по дому голыми бегать.

– В твоем случае я бы не возражал, – улыбнулся он, сделав глоток, – а даже обрадовался.

– Извращенец, – буркнула я и вышла на прохладный воздух.

Я села в кресло и подтянула ноги. Через несколько минут Рис подсел рядом. Он был босиком, поэтому забросил ноги на решетку балкона. Не знаю, почему, но сочетание джинсов с босыми ногами показалось мне невероятно сексуальным.

Впрочем, мне многое казалось сексуальным.

Несколько минут мы сидели молча, и я поражалась, насколько наш вечер был похож на многочисленные вечера моих родителей. Они проводили их точно так же, когда считали, что дети уже спят.

Они выходили на улицу, чтобы выпить пива и побыть наедине хоть недолго.

Я посмотрела на свою бутылку и поиграла с этикеткой. Мое сердце забилось быстрее, потому что все это казалось таким настоящим… И это меня пугало.

Желая отвлечься, я спросила:

– Ты правда думаешь, что Генри не связан с происходящим?

– Правда.

Ой.

– Понимаю, тебе не нравится, что я с ним говорил. Но мы не за кружкой пива встретились. Я просто хотел убедиться, что он тебя не тронет, – пояснил Рис. – Как я и сказал, он хочет загладить свою вину. Конечно, прошлого не исправишь, но разве не лучше раскаяться в содеянном, чем не выказывать никакого раскаяния?

Нахмурившись, я обдумала его слова.

– Наверное, лучше.

– Наверное?

– Как узнать, когда кто-то искренне раскаивается или страдает от чувства вины? Может, все это – лишь игра и человек просто хочет себя выгородить?

– Знаешь, в армии я многое повидал, – сказал Рис и удивил меня своим неожиданным комментарием. – Видел, что случается, когда человек подрывается на мине. Видел изрешеченные пулями тела парней, которых считал друзьями. Ребята теряли руки и ноги, а порой и жизни. Я видел, как от солдат не оставалось почти ничего, чтобы отправить их семьям. К этому привыкаешь – привыкаешь злиться всякий раз, когда твое подразделение кого-нибудь теряет. От этого не легче, но такова война. Так ты осмысливаешь все происходящее и понимаешь, что нужно сделать, чтобы все выжили.

Он сделал паузу и глотнул пива.

– Когда я окончил академию и начал работать здесь, я думал, что смогу и дальше продолжать в том же духе – осмысливать все: чертовы проверки на дорогах, пятничные драки в одном и том же доме, проклятые автомобильные аварии, глупые передозировки и тупое насилие. Мне казалось, что я смогу разложить все это по полочкам. Я так и делал. И думал, что пристрелить кого-нибудь будет не сложнее, чем на войне, ведь я просто выполняю свою работу. Но я ошибался.

Я опустила бутылку на колени, не в силах произнести ни слова. Он говорил о той перестрелке. Рис никогда не говорил о ней. Я затаила дыхание, боясь, что он замолчит.

– Это был обычный вызов. Драка возле бара «Спейдс». Я приехал туда одновременно с другим полицейским. Дрались на парковке, и мы не сразу пробились сквозь толпу. – Он медленно покачал головой. – Того парня звали Дрю Уолкер. Ему было всего восемнадцать. Он избивал парня постарше. Когда мы приехали, тот был уже без сознания. Черт возьми, у него была сломана челюсть, разбит нос, подбит глаз, даже трещина в черепе. И все это сделал тот пацан.

Рис наклонил бутылку, внимательно рассматривая этикетку.

– Он был под веществами. Мы закричали, чтобы он прекратил. Когда он остановился… то был весь в крови, прямо как злодей из фильма ужасов. У него был пистолет. Все это время у него был пистолет. Именно им он и бил противника – не кулаками – рукоятью своего «глока».

– О боже, – прошептала я, вспоминая, что писали в газетах о той перестрелке. Таких подробностей не сообщали нигде.

Рис поджал губы.