Претендент - Ирма Грушевицкая

На самом деле, первым ребёнком в их семье был отец. Ник с Лиамом — последыши. Отцу прощалось всё, начиная от оставленной в раковине тарелки, заканчивая спонтанным решением отправиться в Монтану встречать Рождество. Бабушка ошибалась: чувства у матери были, и отец сторицей их вернул, пока Ник в одиночку, а после в компании Мэтта, заливал горе после гибели брата. Отец стал для матери тем, кем был изначальной — поддержкой и опорой, в полной мере исполняя тот пункт брачной клятвы, который касался горя. Оно сблизило их всех — последний и самый ценный подарок, что преподнёс им Лиам.

Теперь Ник с отцом работали надвое, всячески оберегая мать, потому он и преподнёс экстра-сокращённую версию романа с Элис, расширив его, правда, до нескольких дней. Себя он сознательно превратил в легкомысленного, охочего до развлечения повесу, чтобы ни тени сомнения не упало на светлый образ девушки. Да, он бросил несчастную, сведя всё к обычному курортному перепихону.

— Не выражайся при матери, хренов засранец!

Это самое мягкое, что Ник услышал в свой адрес от отца. Их семейная «кассандра» так разволновался, что пришлось бежать за сердечными каплями.

И совершенно всё равно что «засранцу» уже тридцать семь, и что он совершенно самостоятельный, взрослый мужчина, сделавший головокружительную карьеру в бизнесе. Сегодня Ник снова стал пятнадцатилетнем пацаном, застуканным со своим первым косячком в компании Дэнни и Йена. Отец распекал его с таким энтузиазмом, что даже мать заслушалась. Смех они, конечно, сдержали: не лишать же человека удовольствия исполнить отцовский долг, возможно, последний раз в жизни.

Поговорить с матерью удалось только поздно вечером за чашкой традиционного ночного чая, когда отец уже ушёл спать, а Ник специально для этого разговора решил остаться на ночь в родительском доме.

На первый взгляд новость о внуке она восприняла спокойно. Возможно, внутри и переживала, но виду не показывала. Вспомнила, что значит иметь дело с шалопаями, не иначе.

— Прости, мам. Честно говоря, я не представлял, что отец так отреагирует.

Они сидели на кухне с двумя толстостенными чашками, наполненными ароматным травяным чаем, который мать делала самолично из того, что выращивала на грядках за домом.

Ник с детства любил такие посиделки, хотя бывали они не часто. Не часто они оставались одни, рядом всегда кто-то был: отец ли, Лиам, или было что-то, что разделяло их: её работа, его учёба. И всё же в решающие моменты, когда Нику необходимо было поговорить, мама чувствовала это и звала с собой на кухню.

Сегодня он пришёл сам.

— Честно говоря, я тоже, — ухмыльнулась она, подставляя ему сахарницу, наполненную коричневым кусковым сахаром. — Встряска, конечно, та ещё, но что-то уж слишком близко к сердцу он всё воспринял.

— А ты? — спросил Ник осторожно.

— Если бы ты пришёл с этим в семнадцать, я бы точно забилась в истерике.

— А сейчас?

— Сейчас мне определённо нужно время, чтобы привыкнуть к мысли, что у моего сына есть сын.

— Жаль тебя торопить, мам.

— Вот как? — Она напряглась. — И что же ты намерен делать?

— Стать Лукасу настоящим отцом, как минимум.

— Его зовут Лукас? — Скрывая волнение, она поднялась и принялась искать что-то в верхних ящиках. — Хорошее имя. Старшего брата моей матери звали Лукас. Он погиб во Вторую мировую.

— Правда? Я не знал.

— Честно говоря, я сама недавно об этом вспомнила. — Мама снова села, ставя перед Ником тарелку с шоколадным «Орео» — печеньем, за которое в детстве он мог продать душу. — Наткнулась на старые фотографии, когда разбирала коробки на чердаке. Как они туда попали, ума ни приложу. Ты, кстати, на него похож. — Она сентиментально улыбнулась, но тут же посерьёзнела. — Расскажи мне о мальчике.