Бывшие в падении - Александра Гейл (2021)

Было время, когда Поль трахал все, что выше планки «симпатично», словно показывая средний палец своему отчиму. Но последние два года Поль Кифер искал знакомые черточки в других женщинах в надежде, что его, наконец, отпустит. Обычно это были длинные черные волосы или смуглая кожа. Но иногда, когда он слишком ненавидел себя за слабость, он намеренно обращал внимание на болезненно-худых юных девушек. После такого его подташнивало от воспоминаний, но Кифер каждый раз был особенно доволен. Тем, что отомстил себе за эту аномальную привязанность. Он радовался, причиняя себе эту боль, выдавливая неуместное, точно гной. Но чувства не исчезали.

А теперь он допустил секс с Диярой – и чуть не слетел с катушек от понимания, что все два года жил ради этого момента. Она. Он ждал ее. Он хотел ее. Он мечтал о ней. Удовольствие резало его внутренности бритвой, и оттуда сочилась самая сладкая отрава на свете. Яд, медленный, неотвратимо убивающий. Так хорошо ему не было никогда, даже в Петербурге, даже если рассудок кричал «Стоп». У Поля Кифера тоже была зависимость.

Подсознательно он знал, что ехать в Москву было ошибкой. Он хотел этого и не хотел. Он ждал этой встречи, как путник в пустыне – глотка воды.

Дияра. Его агония.

Она не спала, Поль это знал. Он слишком долго и внимательно наблюдал за ней, чтобы выяснить.

– Что имел в виду Савельев, когда сказал, что ездил к тебе в клинику и опоздал? – неожиданно для себя спросил Кифер.

Загадки были для него все равно что красной тряпкой для быка. Только спросить, что имел в виду Савельев, изначально ему не позволила гордость, а потом стало поздно. С Огневой тоже гордость играла против, вот только червячок все время точил что-то внутри, вынуждая узнать… Да и если так подумать, главную битву Кифер уже проиграл.

Дияра от этого вопроса, однако, застыла, будто позабыв дышать.

– Дия?

Она дернулась и повернулась. Поднялась на локтях, и Поль с трудом оторвал взгляд от неясных очертаний груди. Если бы не странная реакция на вопрос, Кифер бы, вероятно, уже наплевал на разговоры. Завтра она поговорит с англичанином, который пригласил ее в Ковент-Гарден, и между ними может быть все кончено. Так откуда знать, быть может, эта ночь вообще последняя?

– Поль… – Она дышала часто и неглубоко, явно страшась. Кифер нахмурился, постарался вглядеться в ее лицо сквозь темноту спальни. – Я…

Она замолчала – и надолго. Он протянул руку и коснулся ее щеки, пытаясь на ощупь проверить догадку. Пальцы повлажнели от ее слез. Но вопрос он не задал, предчувствуя страшный ответ.

– Тогда, в клинике, я потеряла ребенка, – медленно и неотвратимо произнесла она. – Прости.

Слова осели в ушах Поля Кифера незнакомыми звуками, нереальными. Они заползли внутрь, обволокли мозг и только потом начали впитываться пониманием.

– Что? – спросил он, не узнавая собственного голоса. – Это невозможно.

Дияра села на колени и промокнула нос пальцами, стирая со слезами неуместные эмоции.

– Это возможно. Ты же не думаешь, что я…

Думал ли он, что Дияра могла ему изменить в прошлом? Ничего смешнее он не слышал. Больше, он был практически уверен, что у нее и после Петербурга никого не было. И не только потому, что для нее секс – священное действо, превращающее обоих участников почти в супругов. Просто в первый раз после перерыва в ней было так же узко, как в день, когда он лишил Дияру девственности.

– Я думаю, что в Петербурге ты довела себя до той грани истощения, после которой женщина перестает быть женщиной.

– Если ты хочешь сказать, что я вру ради твоей жалости, то лучше просто уходи, – зашипела она.

– Я хочу сказать…

Он не знал, что хотел сказать. Он был в ужасе. В первую очередь от мысли, что этот ребенок мог бы выжить при матери-анорексичке и отце, который бежал от привязанностей сломя голову. О каком вообще ребенке может идти речь в таких условиях?