– Эй, Алекс, похоже, тебе пора в кровать, мама за тобой пришла! – выкрикивает один из них, в то время как остальные смеются.

– Мама говорит, что больше нам нельзя играть, – подхватывает кто-то еще.

На меня льется поток шуток, вокруг разносится гогот. Алекс тоже улыбается, но по тому, как у него на лице ходят туда-сюда желваки, я точно могу сказать, что он нервничает. Он не в курсе того, кто я и чего мне, собственно, надо.

– Прошу, мамочка, – говорит он, глядя мне прямо в глаза, – можно я еще погуляю часок-другой? Обещаю быть хорошим мальчиком.

Брюнетка справа от него проливает шампанское, потому что ее душит смех, а какой-то мужчина тянется через стол к Алексу, чтобы тот дал ему пять (хлопнул ладонью по ладони).

– Мне надо поговорить с вами о моей дочери, – говорю я как ни в чем не бывало, – меня зовут Сью Джексон. Имя моей дочери – Шарлотта Джексон, вы с ней встретились несколько недель тому назад… И вы с ней провели некоторое время вместе.

– Говорите, Шарлотта? – Он достает свой мобильный из внутреннего кармана пиджака и нажимает несколько кнопок. Я задерживаю дыхание, сердце готово разорваться. – Несколько недель назад. Шарлотта… – он поднимает на меня взгляд и качает головой. – Упс, никакого напоминания о том, что я тут трахал толстую англичанку.

Секунду до меня просто не доходит смысл сказанных им слов, но потом я понимаю. Он думает, что Шарлотта похожа на меня. А я думаю о своей красивой, стройной девочке, которая лежит на больничной койке, и тут гнев огнем разгорается в моей груди.

– Мою дочь зовут Шарлотта Джексон, – медленно повторяю ему, – вы встретились девятого марта, она моего роста, но очень молода, красивая блондинка. У нее ярко-зеленые глаза – вы таких раньше не видели даже. Она очень привлекательна.

Генри, кажется, все равно.

– Я постоянно встречаю полно красивых женщин, – он отворачивается, смотрит на блондинку, которая у него сидит слева, лениво поглаживает ее. Она готова растаять от благодарности и похохатывает над чем-то, что он шепчет ей в ухо. Друзья Алекса теряют к нам интерес, они снова предоставлены сами себе и шампанскому в их бокалах. Я ждала секунд пять, но Алекс явно дал понять, что шоу закончилось.

– Вы были с ней в туалете клуба, Алекс.

В помещении вдруг становится тихо. Блондинка смотрит на меня удивленно, мужчина в серой футболке и с серебряным браслетом на запястье говорит: «Ну ты даешь, сынок!». Алекс Генри снова смотрит на меня едва-едва, ловя меня взглядом. Краем глаза я замечаю, как внимание Алекса старается привлечь лысый мужчина в костюме с алым галстуком. Выглядит этот мужчина знакомым, но я не пойму, откуда могу его знать.

– Вы были с ней в туалете, – повторяю я, – и я хочу знать, что там произошло.

– А что там, черт подери, могло произойти, сама как думаешь?

* * *

– Хочешь, покажу, старушка, а?

– Он ей сказочку на ночь прочел, не так ли, Алекс?

В меня летят файер-боллы язвительных комментариев. Смех стихает, и воздух накаляется агрессией. Эти приживалы думают, что я атакую их кумира, и готовы защищать его. Всего секунду смотрю себе под ноги, на пол. Когда снова поднимаю глаза, то я уже мысленно в невидимой эмоциональной броне. Вокруг меня продолжается вакханалия, но мне уже нет до этого никакого дела.

– Я бы хотела поговорить с вами наедине, Алекс, – говорю я спокойно, – моя дочь очень сильно больна, и я думаю, что случившееся здесь в то воскресенье имеет с ее болезнью прямую связь.

– Хватит, – Алекс встает, он хмурится, всякий след веселья сошел на нет с его лица. Он направляется в угол зала и по пути щелкает пальцами в воздухе.

– Прошу вас, – говорю я, в то время как к нам двигается пара охранников, – мне нужно всего пять минут, я ни в чем вас не обвиняю. Мне надо понять…

Слова застревают в горле, потому что меня начинают оттаскивать от стола, сквозь толпу тел, подальше от Алекса.