Повороты - Алиса Юридан (2016)

Ты можешь не оправиться и не стать прежним собой. Но боль твоя всё равно утихнет. И даже если ты этого не хочешь, даже если ты находишь особое удовольствие в том, чтобы её день ото дня проживать, она со временем утихнет. Уж оно-то, время, постарается. Даже если ты думаешь, что эта твоя боль — свидетельство того, что ты ещё жив, свидетельство того, что ты всё ещё помнишь кого-то, кого с тобой нет, что ты всё ещё предан ему, чувствуя эту боль, — она не вечна. Всякая боль утихает, даже самая сильная. Всякое событие, вызвавшее ту боль, также отходит в небытие. Пусть медленно, очень медленно, медленнее вызванной им боли, но так происходит.

Особенно, если есть что-то, что отвлекает тебя от твоей боли.

Но если ты перестаёшь чувствовать ту боль либо вину, это вовсе не означает, что то событие перестало иметь для тебя значение или же ты простил себя. Просто таково время — оно как волны, постепенно делающие камни у берега более округлыми. Они от этого не перестают быть камнями и не меняют своего значения. Лишь видоизменяются.

Да, как бы больно ни было терять кого-то, расставаться с кем-то, осознавать свою вину в чём-то, принимать решения, о которых, как ты думаешь, будешь жалеть всю жизнь — надо знать, что время вылечит всё. Всё. Пусть в это невозможно поверить довольно долго, потом и вера уже не потребуется — ты просто начнёшь замечать эти изменения. И не надо этого бояться, нужно просто принять это. Не стоит держаться за свою боль или свою вину. И вообще за что-либо.

Рэйчел знала, что никогда не забудет отца, никогда не отпустит свою боль, подтверждающую её память. Но отрицать того, что за дни расследования смерти Ричарда Хоффмана она думала об отце меньше, она не могла.

Рэндалл знал, что его отдел навсегда останется с ним, как бы тяжело ни было ему с ними расставаться, особенно сейчас. Но по опыту он знал, что со временем даже эта огромная глава его жизни отойдёт на второй план. Даже она.

Майкл, потерявший отца, был безутешен. Чем ты моложе, тем глубже в тебя проникают все твои потери. Но и он знал, что, вернувшись к работе, сможет собрать волю в кулак и жить дальше. Хотел в это верить, по крайней мере.

Сара знала, что, как бы ни повернулись дальнейшие события, куда бы ни завело всё это её и остальных, всё это, в конце концов, останется в прошлом. А затем и постепенно отпустит их. Надо только пережить этот нелёгкий период, а потом, к их великому облегчению, время сделает своё дело. Всё пройдёт и наладится.

А Одри не хотела ждать помощи времени. Она ему не верила.

* * *

Хлынул ливень. Уолтер недовольно поморщился и заскочил в ближайшее кафе — так же, как и десятки других не желающих промокнуть прохожих. Просто так стоять, тесниться у входа — толку мало, поэтому пришлось заказать странного вида кофе. На вкус он был, впрочем, ничего.

Что, если Майкл и правда сможет прилететь завтра? В крайнем случае, как он сказал, послезавтра. Как это повлияет на дело? Поможет ли он им, и что будет делать Маккартни? Разглядит ли Майкл в ней то, что в своё время не увидела Сара, то, что хочет разглядеть Райан? Или же и разглядывать нечего, и всему есть (должно быть) какое-то другое объяснение?

И, самое главное, он до сих пор не решил, что делать с Маккартни. Он был не против оставить её в отделе, она бы могла пригодиться. Но обстоятельства, кажется, не позволят.

Как же всё неудачно, просто уму непостижимо, как неудачно. Ну каким образом всё могло так повернуться, что в одно и то же время они потеряли Митчелла, Баррингтона, затем и Эванс, и, конечно, Прайса? И обрели Хоффмана, да непонятно, откуда взявшуюся, как снег на голову свалившуюся, Рэйчел Маккартни.