Натали боялась, что оно может проявиться в любую минуту. И обрушиться на нее, как ледяной ураган, ставший, по сути, ее судьбой. Застить ей глаза, сковать язык и образовать ледяную корку глубоко под ногтями. Сделать ее тем, чем прежде она никогда не была. Заставить совершать ужасные вещи.

Но я не чувствовала этого в ней, а уверена, что почувствовала бы, раз уж она позволила мне отправиться в путешествие по себе — по своим желаниям и мыслям, и болевым точкам, и сожалениям, и интересам. Я нырнула в ее сознание, будто примерила на себя чужое платье. И оно пришлось мне впору, хотя и сидело не идеально.

Я не думала, что она пришла для того, чтобы сделать мне больно. Она хотела лишь поговорить.

Рассказать мне о себе.

Натали рассказала обо всем, что случилось с ней до того момента, как она исчезла.

О прошлом, которое я могла видеть, испытывать, о котором могла размышлять. И я могла медленно прокручивать перед глазами самые последние внезапные и стремительные события — аварию и то, как машина кружилась по льду, круша бордюр и налетая на дорожное ограждение. Сделать паузу и зависнуть над чем-то первым попавшимся. И попробовать уследить за происходящим, разобраться в нем. И только «потом» оказалось мне совершенно недоступно, в нем не было ни единой щелочки, куда я могла бы заглянуть.

Возможно, потому, что ей самой было очень и очень тяжело видеть это.

Она рассказала мне о Лиле, устроившей вечеринку в только что обустроенном подвале дома ее отца. И сказала, что ничего бы не случилось, если бы не эта вечеринка, на которую Натали даже не была приглашена, поскольку их с Лилой нельзя было назвать подругами. И все же она отправилась на нее из-за одного мальчика. Если бы она не подала ему бургер и картошку фри в «У Мюррейз», где работала официанткой два раза в неделю, если бы он не схватил ее за кисть, когда она проходила мимо его столика, и не бросил на поднос салфетку, на которой неряшливым мальчишеским почерком было накорябано — Цыпка, ты секси. Не хочешь после работы рвануть на вечеринку? Дай мне знать — и стояла подпись (Пол), то она не преследовала бы меня в туалетах и не нашептывала бы на ухо свою историю. А сидела бы себе дома, живая, и я ничего бы о ней не знала.

Она хотела, чтобы я поняла, каково ей приходилось там, где она жила. Что там было ужасно скучно, особенно зимой, если ты не могла позволить себе кататься на лыжах. Наверное, она ненавидела Лилу — в раздевалке после урока физкультуры услышала от нее, что она психопатка, как и ее мама, а в коридоре, вдали от глаз учителей, Лила дала Натали понять, как она относится к психопаткам. У этой девушки имелись когти.

Но она отправилась на ее вечеринку. А куда еще можно было пойти?

Подъем в гору обошелся без происшествий. Когда они очутились на горной дороге, еще даже не начал идти снег. Но к тому времени, как они начали подбираться к вершине, высматривая указатель на подъездную дорожку к дому родителей Лилы, небо затянула плотная белая простыня.

Поскольку пригласивший ее парень был за рулем — «Мустанг Купе» 65-го года, черный и словно масляный в темноте, — она села спереди и могла игнорировать взгляды его друзей. Они были местными, как и она, и им всем была известна история ее матери.

Но Пол откуда-то приехал и не имел о ней ни малейшего понятия.