Мелодия счастья - Дарья Волчек, Regina Oscura (2021)

— Но как… ты же говорила, что лекарства помогают и он чувствует себя лучше, — шептала я в полном неверии, надеясь, что это всего лишь ужасная шутка, а мама просто перепутала дни в календаре.

— Папа не хотел тебе говорить, чтобы ты не волновалась перед свадьбой и…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Волновалась? — закипела я, повысив голос на расстроенную маму, — Как он?

— Его положили в реанимационное отделение и никого не пускают, — мама замолчала, борясь со слезами, — Врачи ничего толком не говорят, сказали — нужна операция.

По голове словно треснули тяжеленным мешком с картошкой. Пальцы нещадно дрожали, угрожая выронить телефон на пол. Я вцепилась в него как в единственный спасательный круг, боясь потерять связь с реальностью.

— Я приеду, мамочка, — я шмыгнула носом, отчаянно сдерживая слёзы, которые рвались выйти наружу, — я скоро приеду, ты только держись, пожалуйста.

— Сашенька, как же ты…

— Позвони папиному лечащему врачу, его нужно поставить в известность, — перебила маму.

Желание отвлечь её от тягостных переживаний каким-нибудь делом пересилило всякое чувство такта. Нельзя чтобы мама осталась одна в этой огромной больнице, она непременно изведёт себя.

— Мамочка, всё будет хорошо, ты только не волнуйся! Я вылечу первым же рейсом, — как можно более уверенно проговорила я.

С трудом соображая, я оттолкнулась от стены и тут же плечом больно ударилась о металлический рейл. Конечности не слушались, сопротивляясь командам, словно ко мне пришили чужие.

Я моргнула, только сейчас ощущая влажные дорожки на горячих щеках. Комната перед глазами плыла и троилась, искажаясь как в кривых зеркалах. В голове раненной птицей трепыхалась страшная мысль: «ты можешь опоздать». Её бритвенно острые крылья вскрывали черепную коробку, принося невыносимую боль.

Чертыхнувшись, я схватила сумочку со стола и стремительно покинула душную гримёрку. У меня было крайне мало времени, нужно как можно скорее оказаться рядом с мамой и самостоятельно вытрясти из врачей хоть какие-то крохи информации о состоянии папы.

Ворвавшись в общую комнату, я на выдохе бросила:

— Мне нужно в Петербург, Михаил Викторович.

— Как в Питер? Что-то случилось? — обеспокоенный мужчина поднялся со стула, а вся комната погрузилась в тишину ожидания.

— Папе плохо, его увезли в реанимацию. Нужно ехать, — к горлу подступил огромный, горький ком непролитых слёз.

— А, если так, то, конечно, езжай, — занервничал режиссёр, — Только ненадолго, Морозова, у нас съёмки на носу. На пару дней перенести сможем, а дальше вряд ли.

— Спасибо.

Вылетев в объятия промозглой улицы, я принялась озираться вокруг в поисках свободного такси. Сильный ветер трепал волосы, путая и отбрасывая их на лицо. Колючий снег острыми иголками впивался в руки и щёки.

Сквозь пелену снега и опустившегося на город серого сумрака не было видно даже ближайшей парковки. Я двинулась в сторону дороги, на ходу вызывая такси и молясь, чтобы в такую погоду хотя бы одна машина откликнулась на мой крик о помощи.

— Попалась, птичка, — чьи-то тёплые ладони обвили плечи, — Ты чего без пальто выскочила?

Невидящим взглядом я уставилась на Богдана, не понимая, о чём он говорит и что тут делает. Он прижал меня к себе, не давая ступить и шагу.

— Отпусти, мне нужно идти, — я вяло дёрнулась в его объятиях.

— Ты вся холодная, — Богдан обхватил моё лицо руками и заметил зарёванные глаза, — Саш?

Я уткнулась в успокаивающе тепло его ладоней и окончательно расклеилась, выпуская из себя бурные потоки слёз. Тело сотрясала дрожь, а сама я задыхалась, не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть. Я не чувствовала ничего, кроме страшной и мучительной боли, даже на декабрьский мороз было всё равно.

— Садись в машину, там всё расскажешь.