Глаза цвета неба - Элли Комаровская (2021)

— Тааак! — Мати отдышалась. Успокоилась. — Ты! От жениха, пойдем со мной. Карачи пришел, ему подарки отдашь. Я провожу. А ты — бесстыжая, сиди здесь. Видала бы тебя твоя мать! Я с тобой после поговорю!

Глава 10

Кто не ведал ни мук, ни бед,

для того исцеленья нет,

если есть в душе твоей свет,

ты, как тысяча душ, глубок.

Юнус Эмре (1240–1320)

Выйдя за ворота дома, Настя, к своему удивлению, вдруг заметила, что в Константинополе царила, как и всегда теплая, солнечная, летняя погода, но она совсем не трогала и не радовала ее. Медленно шла она по хорошо знакомой, отделанной булыжниками дороге, погруженная в свои тревожные думы. Ногая она оставила с Фролом, но мыслями снова и снова возвращалась домой.

Ногаю не становилось лучше. Раненая глазница все же воспалилась, под раной распухла, образовался нарыв. Поначалу он стал плохо есть, левая часть лица его не слушалась. Без твердой пищи тело быстро слабело. Он не жаловался, но искусанные губы и жар говорили сами за себя. Она нашла лекаря, тот посмотрел — лечить отказался. Сказал, рана смертельная, странно, что он вообще еще жив. Нашла другого, тот посмотрел, покачал головой, поцокал языком. Оставил микстуру. За визит взял двойную плату. Микстура не помогла.

Положение раненого ухудшалось. Все реже бывал он в сознании, мучимый, похоже, сильными болями, все дольше находился в забытье.

Настя раздобыла через Фрола в портовой таверне дурман-траву и, боясь давать ее много, разводила по чуть-чуть на ночь.

От нее боли утихали, но начинался бред. Ногай отдавал распоряжения, рвался куда-то, в сознание не приходил.

Настя терзалась от беспомощности и незнания, что же еще сделать. Надо было найти по-настоящему хорошего лекаря. Да только вот кого? Где? Расспросить знакомых? Так пришло решение сходить на рынок, к тому же Егор давно просил заглянуть, проверить счета. Совсем она про все забыла. Счета, счета, безликие цифры на бумаге требовали своего внимания…

Перед рыночной площадью начиналась улица ремесленников. Лавки только открывались в ожидании поставщиков и первых покупателей. Настя не спеша шла мимо ремесленных оружейников, седельников, красильщиков, — не заглядывая, по запаху можно было понять, где какая ремесленная. Тут пахло железом, углем, там шерстью, а далее краской и свежеструганным деревом. Мастера и купцы были крепко повязаны друг с другом.

Возле мастерской кожевника Настя приостановилась, услышав русскую речь. Хозяин сердился, что купец привез ему мало кож и мехов.

— От этих басурманов житья никакого нет! Злые, как собаки, бесчестные, как шакалы, обирают последнее! Я вез товару гораздо больше, но чтобы доехать, многому пришлось осесть в карманах и возах ордынских…

— И чего же вы все это терпите? На кол их, проклятущих!

— Да мочи нет! Не все терпят! Народ бунтует: лютостью поборов недовольный. В Белозерске убили басков. Так гады эти целую тьму наслали. Кто успел — в лес убег, а остальных… да что говорить? — купец досадливо махнул рукой.

— Что же князья?

— А всяк о себе только заботу имеют. Хотя вот сын Ярослава стал деревеньки объединять да крепость каменную воздвигает вокруг….

— Дело доброе…

Настя вздохнула и пошла дальше.

Он мог быть там, среди тех ордынцев, сжигающих деревни, подавляющих бунт, и все-таки, его там не было.

Ей вспомнился разговор с Ногаем, когда он еще приходил в сознание. Она тогда за ворчание Фрола извинялась, мол, много он горя от ордынцев натерпелся.

— Не в оправдание, но я помню, что землячество для тебя — не пустое слово. Я хочу, чтоб ты знала, я не ходил с походами на Русь, никогда.

— Почему?

— Там была ты. Я думал, что ты там…