Глаза цвета неба - Элли Комаровская (2021)

Даврог достал серебряных монет и отсыпал стоящим. Конвойный довольно хмыкнул.

— И кормить просили как следует.

— Да понял, жена купца… По коридору восьмая свободная.

— Знаю. Туда и веду.

Они прошли дальше.

Камера, в которую ее перевели, была сухой и никого другого там не было. Здесь и кровать имелась, и шерстяное одеяло. В коридоре горели факелы.

— Даврог. Кто, кто за меня попросил? Евстратия?

Он помолчал, потом тихо с усмешкой сказал.

— Я. Только тс! — снова приложил палец к губам. Настя улыбнулась.

— Мне пора на обход. Я после тебе все расскажу.

Питание было так же один раз в день, но приносили, о радость! теплую похлебку, которую, судя по жирному бульону, варили на мясе. Вода была чистой и без запаха. Хлеб был мягче и свежее. Съев похлебку, Настя ощутила, как тепло разлилось по телу. Впервые за долгое время удалось толком согреться. Вместе с теплом пришла и надежда, что все должно разрешиться по справедливости. Во всем разберутся и отпустят, надо просто немного подождать.

Через несколько дней пришел Даврог. Хмурый и уставший.

— Только со смены, отсыпаться иду.

— Трудная работа. Да, не ожидала я тебя увидеть здесь. Думала, мерещится, поначалу. Давно ты тут устроился?

— Признаться, уже несколько месяцев. После той подставы, устроенной Евстартией, я ушел от нее в стражники.

— Что ж сюда, а не в воины?

— Старею. Силы не те. Хотелось чего-то поспокойнее.

— Как ты узнал обо мне?

— Меня нашел твой старший сын.

— Егор?! — обрадовалась Настя.

— Да. Он оббил все пороги, прося помощи. Евстратия, эта злая ведьма, его принимать отказалась. Боится гнева Адамиди. Но знаешь, слуги в ее доме помнят о тебе только доброе, вот и сказали ему, где меня найти. Я и не знал, что с тобой такое приключилось. Ты вправду убила этого избалованного сынка?

— Нет, не делала я этого. Наговор все.

Даврог вздохнул.

— Где-то ты ему насолила, раз он тебя решил приплести к смерти своего сына. Я тут поговорил с ребятами, в нижние камеры для простолюдинов ты неспроста попала. Хотели, чтоб ты сгинула до суда. Раз ты не причем, думаю, и доказательств-то у него нет. Освободят. Точно тебе говорю, разберутся и отпустят.

— Дай-то Бог. Как там дети мои? Здоровы ли все?

— Егор, как тебя арестовали, сразу распродал все, что было. Товар весь, и дом тоже. Адамиди, обвинив тебя, сделал твоих детей отверженными для всех. Какая тут торговля? Ищет тебе защитника на суд, но все отказываются, — Даврог замолчал, закусил губу, думал, говорить или нет. — Тут вот еще… беда у него.

— Что еще? Не томи, говори, как есть!

— Жена у него пропала.

— Ида? Как так?

— Я всего не знаю, но, вроде как, поехала к отцу то ли денег просить, то ли украшение свое забирать, только обратно не вернулась. Отослала паренька вашего, сказала, что дома заночует, а утром не вернулась. И парень, что ее провожал, пропал.

— Что за парень-то?

— А, да я плохо помню.

— Никитка, может?

— Да, точно… Кажется так.

— Ох, Никита, Никита… А Матрена как же? — Настя заходила по камере. Распереживалась. — Как же так?

Даврог лишь плечами пожал.

— Может, украл кто? Али сама сбегла, опасаясь позора?

Больно было Насте слышать такие слова. Разрушилась жизнь сына с этим арестом. Проклятый Адамиди!

— Жаль Егора. А Санька что ж?

— Не знаю, думаю, все порядке. Настя, не тревожься.

— Спасибо тебе, Даврог, за все спасибо. И за весточку из дома. Главное — живы. А там, бог даст, все наладится.

Глава 24

С одним лишь единым конем,

Одну только жизнь возлюбя,

Бродами сохатых бредя,

Из прутьев шалаш возводя,

Взошел я на гору Халдун.

(Сокровенное сказание монголов. Монгольская хроника 1240 г. Монгольский обыденный изборник[10])