Глаза цвета неба - Элли Комаровская (2021)

— Ушли не только деньги, но и солдаты! А если поднимутся бунты из-за налогов, кто будет нас защищать? — заметил Варда Цулла.

— Нельзя уступать! Кто вообще этот Ногай? Какой-то местный военачальник, возомнивший себя правителем мира! Тоже мне Аттила выискался! Если второй Рим будем прогибаться перед каждым дикарем, кто будет нас уважать? — возмутился Марк. Император еле заметно вздохнул — горячность сына сердила.

— Прошу отметить, не такой уж он и никто. Как докладывают мои люди, в Орде после смерти Менгу-Темира не спокойно. Сына умершего великого хана опекает как раз Ногай. Новый Великий хан поддержкой-то не особо пользуется. А за Ногаем, говорят, «тьма тьмущая». Еще неизвестно, как кости лягут. Этот Ногай может стать новым властителем всей Орды, и с ним лучше дружить, чем воевать.

Император уныло слушал их всех, не встревая и размышляя, устало потирая лоб.

В дверь тихонько постучали. После получения разрешения, вошел слуга и поманил рукой лекаря. Тот посмотрел на императора и, получив разрешительный полукивок, поклонившись, вышел за дверь.

— Толмачу плохо.

— Ну так и пошел бы сам.

— Он вас требует. Угрожает.

— За что мне такие муки с этими болванами! Каждый себя королем мнит, не меньше, а Метаксас один… Ладно, пойдем.

После совещания, в ходе которого решили налоги поднять, уставший император удалился к себе. Слуги сняли с императора дорогие одежды, облачив в простую льняную тунику и с поклоном удалились, оставляя его наедине с тяжелыми мыслями. Император сидел на кровати, обхватив колено, и всматривался в пляшущий в камине огонь. Много сегодня показал этот совет. Больше всех его разочаровывал старший сын, кой, не выслушав, всех наперед — призывал мечом рубить. «Как на такого страну оставлять? Вот второй его сын, что был по делам в провинции, степеннее и рассудительнее. А не послать ли старшего в крестовый поход? Может, всем во благо будет.» — он усмехнулся неожиданно пришедшей злой идее.

Мысли его снова вернулись к требованиям дани. «Надо же было так купцам его подставить!» Он вздохнул, устало потер бороду. «Вымотал, этот новый крестовый поход, все мысли были только о военных сборах… Сам он тоже хорош! Упустил, не придал значения, когда стража докладывала, что видели с месяц назад ордынцев, шатавшихся по городу. Знать, давно он к его Константинополю приглядывался. Нет сейчас сил на войну, да и денег столь не собрать! Много запросил этот Ногай! Сколько же времени пройдет прежде налог соберут — месяц, не меньше. Беда…»

В дверь черного хода осторожно постучали.

— Войди.

Вошел Ставрос Метаксас, усталый и встревоженный. Поклонился императору.

— Ну, куда-ты убег, бросив меня этим стервятникам? — попенял ему Михаил Палеолог, продолжая свои размышления уже вслух, — мой глупый сын хочет сражаться, а казначей как всегда поет, что денег нет. Вот что мне делать? Раньше как было? Сосватал дочь, уменьшил контрибуцию, подписали мирный договор — ведь родственники как никак теперь. А теперь все — дочки кончились. Одни глупые сыновья остались.

— Что если не кончились?

— Это как так? Ты чего-то путаешь. Анна замужем за братом Эмира Багдадского, а Мария за хулагинским правителем, мир праху его… С ними тогда конфликт вышел, и как же славно мы все вывернули.

Ставрос поклонился и передал императору клочок свитка. Император глянул. «Если хоть волос упадет с головы ее, нет на земле и на небе такого золота, что усмирит мой гнев». Печать с соколом как на официальном свитке и подпись «Хан Ногай».

— Что это такое? Чего еще надо этому варвару?