Кружево-2 - Ширли Конран (1994)

Джуди обернулась к Санди лицом. За темнотой их лоджии, в ярко освещенной комнате, вокруг розового абажура настольной лампы роем вилась мошкара. Одна из мошек подлетела к источнику света слишком близко, обожглась и в предсмертной агонии упала на стол. Санди встала и положила руку Джуди на плечо.

– Милая, я сочувствую тебе. В конце концов, у нас много общего. Я-то представляю, что такое быть никем и ниоткуда. Я знаю, как трудно начинать. Я уверена, что у тебя была масса причин вести себя именно так, как ты вела. – Она ласково сжала руку Джуди. – Я уверена, что не так-то приятно будет услышать от полковника Азиза вопрос, спала ли ты со всеми четырьмя, но будь осторожна – он не верит ни единому твоему слову.

Воцарилось молчание, и во влажной мгле стамбульского летнего вечера слышно было, лишь как плещется вода внизу, у подножия их роскошной гостиницы. С момента исчезновения Лили Джуди пребывала в состоянии постоянного напряжения, не отпускавшего ее даже ночью, а до этого она провела месяцы в неустанной тревоге по поводу проблем с ее журналом.

И неожиданно она почувствовала, что выносить это напряжение больше не может: уронила голову на руки и разрыдалась.

Санди нежно провела пальцами по ее волосам.

– Не переживай, милая, ты не единственная, кому пришлось переспать за месяц с несколькими сразу.

– Это все не так, как ты думаешь, – послышалось сквозь всхлипывания. – Они были не в один месяц. А менструации у меня всегда проходили нерегулярно. – Она вздохнула, всхлипнула еще раз и шумно высморкалась. – Все началось, когда мне было пятнадцать лет и я работала официанткой в одном из отелей швейцарского городка, где тогда училась. Первые полгода я трудилась так много, что у меня просто не оставалось времени на развлечения. Один из наших официантов, Ник, чрезвычайно мне симпатизировал, но физического влечения у меня к нему не было. Потом однажды ночью меня изнасиловали. Это случилось в день рождения моей матери, 7 февраля. Почему-то именно это совпадение больше всего врезалось мне в память… Это был один из постояльцев нашего отеля.

– Бедняжка! Как это скверно, расстаться с невинностью таким образом!

– Когда я потом встретила этого ублюдка в отеле, он даже меня не узнал. Я для него ничего не значила, но тот вечер изменил мою жизнь. Я стала чувствовать себя угнетенной, униженной, хуже всех остальных. – Она вновь хлюпнула носом. – Тогда я встретила Куртиса Халифакса, и он вернул мне ощущение чистоты.

Как люди, которые вдруг доверяют самые сокровенные свои тайны первому встречному, соседу по купе, которого никогда больше не увидят, доверяют просто потому, что не в силах дальше вынести гнетущий их груз переживаний, так Джуди рассказала в тот вечер Санди историю своей жизни, обстоятельства, о которых никто не знал и лишь один человек чудом сумел догадаться, – историю, начавшуюся много лет назад в маленьком курортном городке.

14 ФЕВРАЛЯ 1949 ГОДА

Джуди вспомнила украшавшие потолок звезды и аккордеон, игравший «La Vie en rose» на балу в день Святого Валентина. Она на предельной скорости вынесла из кухни поднос со стаканами. Не говоря ни слова, коренастый бармен забрал из ее детских рук поднос и водрузил его на стойку.

– Aide-moi, paresseuse![6] – приказал он.

Джуди стала подавать ему один за другим мокрые еще стаканы.

– Vite, vite![7] – торопил бармен. Джуди привстала на цыпочки и попыталась ставить стаканы на полку за стойкой, туда же, куда ставил их бармен. Но полка была слишком высоко, и Джуди не доставала.

– Mademoiselle n'est pas assez grande,[8] – это был худший акцент, который ей приходилось слышать. С той стороны бара Джуди улыбался какой-то американский парень в галстуке, завязанном бантом.

Джуди усмехнулась:

– Похоже на акцент Восточного побережья.

– Филадельфия. Я – Куртис Халифакс. Послушай, я достаточно длинный, чтобы поставить эти стаканы на место. А ты нальешь мне бурбон. Идет?