Кружево-2 - Ширли Конран (1994)

Его голубые глаза смеялись и улыбка раздвинула рот почти до ушей. «Он похож на длинного симпатичного парня с рекламы кока-колы», – подумала Джуди, быстро собирая грязные стаканы.

Из-за своего маленького столика в танцевальном зале Кейт в кремового цвета муаре и Максина в бледно-голубом шелковом платье весело махали Джуди.

– Это мои подруги, – объяснила она своему новому знакомому, тот обернулся, окинул быстрым взглядом хорошеньких богато одетых девушек и вновь уперся глазами в белокурую американку.

Послышалась барабанная дробь, и все глаза, как по команде, обернулись к двери – в зал входил почетный гость, принц Абдулла, а рядом с ним рука об руку шла Пэйган в сверкающем бальном платье из серебристо-серого тюля. Куртис коротко взглянул на них и вновь обернулся к Джуди.

– Ты когда-нибудь выходишь отсюда? Как насчет того, чтобы в воскресенье сходить на каток?

Она не успела ответить, как примчался официант с королевским заказом лимонного сока.

– Ник, любимый, я ничего не могу разобрать в твоих записях. Старший бармен тебе голову оторвет, если ты не будешь записывать заказы более четко! – рассмеялась Джуди.

– Любимый? – хмуро переспросил Куртис, когда Ник со стаканом сока был уже далеко.

– Фигура речи. Мы просто хорошие друзья.

Куртис катался на коньках немногим лучше, чем говорил по-французски. Пока Джуди кружилась по запруженному народом катку, он изо всех сил старался сохранить равновесие. Но каждый раз, когда он, оттолкнувшись от барьера, пытался скользить вперед, его длинные ноги беспомощно разъезжались в разные стороны. В конце концов он сдался, и они с Джуди уселись на террасе, попивая горячий пунш.

– Ходят слухи, что у тебя остался любимый в Западной Виргинии? – произнес Куртис.

Джуди не была уверена в том, чтобы она очень уж хотела ввести Куртиса во все подробности относительно истории со своим несуществующим возлюбленным. Джим ведь был придуман ею как ширма, дымовая завеса, которой она надеялась оградиться от нежелательных ситуаций. Целью ее пребывания в Швейцарии было выучить французский, немецкий и отправиться в Париж, где и попытаться начать карьеру. Поэтому все дни она проводила в лингафонном кабинете, а вечера – в отеле «Империал», где работала официанткой, чтобы оплатить свое пребывание в Швейцарии. В этом расписании для мужчины просто не оставалось места.

Но Куртису не было дела до благих намерений Джуди. Каждый день, когда солнце уходило из долины, а деревья отбрасывали на узкие заснеженные улицы свои длинные тени, он появлялся в баре отеля. Иногда старшему бармену приходилось бросать на Джуди свирепые взгляды, потому что она проводила слишком много времени, болтая с Куртисом. Заметив это, Куртис извинился с обворожительной улыбкой и оставил на стойке очень щедрые чаевые.

На следующий день, как только он появился за столиком, бармен дружелюбно подмигнул Джуди:

– А вон твой богатый парень опять пришел. Джуди сияла. Ребята, которых она знала в родном Росвилле, были неловкими и неуклюжими. Девушкам они предпочитали пиво, футбол и рыбалку. У Куртиса же были превосходные манеры, и Джуди было с ним легко. Куртис обращался с Джуди, как с леди, а она, неуютно себя чувствовавшая в атмосфере Европы, была рада встрече с соотечественником, который так же тосковал по дому, как и она. Они часто говорили о том, что больше всего любили в Америке: бары Херши, жирные молочные коктейли, бифштексы – причем настоящие, не плоские, как подошва, кусочки мяса, которые застревали у тебя в зубах.

– И еще американское кино, – заявил Куртис. – Я не понимаю фильмов на французском языке.

Куртис поцеловал ее после того, как они катались на катке при лунном свете. Джуди ощутила грубое прикосновение его куртки. Она уже не тосковала больше по дому, ощутив утерянное тепло и спокойствие в его сильных руках, и внутри нее, казалось, все оттаивало.

– На улице холодно целоваться, – произнес он. – Пошли ко мне.