Граница дозволенного - Пабло Симонетти (2013)

Знает, как важен для меня сад, однако не проявляет ни малейшего интереса. Сезар разровнял граблями дорожки и площадки, пропитал карболином мостики, подстриг газон, почистил бассейн, собрал все шланги и инструменты. Мне хотелось, чтобы Роке оценил наши старания. Я бы взглянула на сад его глазами — ведь когда видишь свое творение каждое утро и каждый вечер, оно может примелькаться. Кроме этого сада, мне сейчас гордиться нечем. Вот Эсекьель, например, сумел и оценить, и обратить внимание на перемены, обойдясь при этом без ненужных указаний. Эх, лучше бы он сейчас был у меня в гостях вместо Роке, который приезжает с грузом забот и рабочих проблем! Его выдают беспокойство в движениях, нетерпение, с которым он тащит меня в постель, бессвязные повторяющиеся рассказы о съемочных неурядицах. Сейчас главная загвоздка в том, чтобы отыскать средства на тиражирование снятой в Испании «художки», которая должна выйти на экран в конце марта. Чтобы обеспечить хорошие сборы, прежде всего нужно договориться с одной из двух основных киносетей.

— Тогда подожди меня тут. Я проветрюсь. — Иду на осознанную манипуляцию.

— Ладно, ладно, я с тобой.

Он, как истинный трудоголик, не отходит от темы работы и, рассказывая о поездке в Испанию, описывает только бодание со звукозаписывающей компанией, ее сомнительные достоинства и задранные цены. Ни мое настроение, ни окружающие виды его не волнуют. Он идет, не глядя под ноги. Если не упоминать о приездах гостей, мне просто нечем с ним делиться из своих размышлений и наблюдений. Ни растения, ни орлик над Кебрада-дель-Агуа ему не интересны. Едва оказавшись в лощине, Роке тянется ко мне с поцелуем.

— Давай займемся любовью здесь.

— Как тебе только в голову пришло!

— Я никогда раньше не пробовал на природе.

— Ты даже не спросил, как у меня дела, а уже хочешь заняться сексом «на природе», — язвлю я.

Меня слегка трясет от нервного напряжения — скорее всего это затаенный страх, который, не сосредоточиваясь в какой-то определенной части тела, охватывает меня целиком, выплескиваясь мурашками, зудящим желанием обвинять и упрекать дальше.

— Мне и так ясно, как у тебя дела. Ты на меня злишься, и я хочу одного — выбить из тебя злость бурным сексом.

— Я на тебя не злюсь.

— Тогда поцелуй меня уже, Амелия. А потом поговорим.

— Ко мне приезжал Эсекьель.

После недолгой паузы он, склонив голову, произносит задумчиво:

— Рано или поздно он должен был явиться. Сначала Бернардо, теперь он. И чего хотел?

— Я сама его позвала.

— Вот как?

Я трясу ствол шинуса, и дождь листьев обрушивается на девственно-чистую дорожку.

— Ты по нему скучаешь? Хочешь вернуть? Затосковала в одиночестве, когда я уехал в Испанию? Или надеялась, что он вдруг подарит тебе лучший секс в жизни?

— Я хотела прогуляться с ним по саду.

— Ах, ну да, разумеется, теперь дошло, зачем ты поволокла меня на эту дурацкую экскурсию… Перестань наконец нас сравнивать! — Он едва сдерживается, чтобы не вспылить. У меня закипают слезы. — Я не Эсекьель, пойми уже, я другой, не такой, как он и остальные твои знакомые. — Он не размахивает руками, не горячится, только брови сдвигаются у переносицы. — Не вздумай меня приручать, все равно ничего не выйдет. У тебя у самой крыша поедет, если ты не перестанешь нас сравнивать. Я не смогу обойти его в том, в чем он хорош. У вас как-никак пятнадцать лет за плечами. Мне не догнать. Меня можно полюбить, только признав, что я другой и что жизнь со мной пойдет другая. Появятся другие радости, другие общие моменты, на которых и выстроится будущее. Но тебе нужно научиться терпению. Научиться ждать, Амелия.

— Ты даже не заметил, что мостик обновили, — всхлипываю я.

— Мне все равно… Если мостик так для тебя важен, в следующий раз я обращу внимание. Но я никогда не стану Эсекьелем. Он берет меня за руки выше локтя и держит, пока я не успокаиваюсь. Догуливаем мы в молчании.