Граница дозволенного - Пабло Симонетти (2013)

Развод был тяжелым. Роке все еще любил Паулу, помогал в карьере, заботился о доме и дочери, облегчая жене жизнь всеми возможными способами. Однако под конец даже постель не могла их примирить. Паула вечно сказывалась уставшей, не находя сил даже для минимальных проявлений нежности, в которой нуждался муж, что уж говорить о времени и желании для занятий любовью. И Роке вскоре замучили досада и обида. Самым страшным для него стало лишение права опеки над Фатимой. Суд по семейным делам, категорически отказываясь учитывать постоянное отсутствие Паулы, решил оставить ребенка с матерью. Роке описывал все это достаточно красноречиво, он умел выражать свои чувства. В его письмах сочетались острота переживаний и чувство юмора. В молодости он хотел стать сценаристом, однако беременность Паулы через несколько месяцев после знакомства заставила его бросить курс журналистики и пойти работать продюсером, а теперь пути назад уже не было.

Я скрытничала больше, обдумывая каждую свою фразу. Могла уплыть на волнах фантазий, подробно описать свои идеалы, но из реальной жизни в основном рассказывала только о работе и повседневных делах. Эсекьеля я старалась оставлять за скобками. Тем не менее Роке все же вернулся к теме поисков третьего. Ему хотелось понять, что нас в этом привлекало, как все происходило, как вел себя Эсекьель с чужими мужчинами в постели. Я отмазывалась тем, что подстрекала Роке прийти и поучаствовать в качестве третьего самому, но он отказывался наотрез. Тогда, парировала я, к чему любопытство? Роке мне нравился, и я бы с удовольствием удалила с сайта свою жалкую анкету.

Как-то вечером на исходе ноября, совершенно измученная душевными терзаниями, я решилась дать Роке надежду. Эсекьель замкнулся в себе, как никогда прежде, и я не находила ни случая, ни способа возродить наши отношения. Кроме того, я не укладывалась в сроки с проектом сада, который нужно было закончить к Рождеству. В общем, я без обиняков спросила у Роке, как будем встречаться. Он заедет за мной и отвезет куда моей душе будет угодно — в кафе, в ресторан или к нему домой. А потом что будем делать? Наслаждаться жизнью. Я подшутила над этой бьющей через край уверенностью — он рекламировал мне себя как непревзойденного любовника, настолько восхитительного, что я рискую влюбиться. В ответ я заявила, что он неоригинален, подобные громкие слова я слышу от каждого второго, и если он продолжит в том же духе, то сольется с толпой остальных пустозвонов. Чтобы покорить меня, ему придется очень постараться. Он уговаривал встретиться тем же вечером — прибудет куда я скажу, в любое место. Тут я не выдержала и решила дожать его. Будто бы повинуясь безотчетному порыву (нет-нет, какой там закономерный итог ухаживаний, дело вовсе не в этом), я велела ему через полчаса ждать на углу Агустин-де-Кастильо и Франциско-де-Агирре.

Мои руки, словно зажив собственной жизнью, порхали над столом, наводя порядок, — я тут ни при чем, слова, появившиеся на экране, тоже на их совести. Снова это головокружение, отрыв от земли. Тот же взрыв чувств, что и на приснопамятном диване, когда Эсекьель первый раз устроил свой спектакль. Нужно позвонить ему. Никогда не умела врать, выдавала себя если не интонацией, то выражением лица или неестественными жестами. Я прислушалась — все тихо, и фотограф, и эксцентричная дизайнерша уже ушли. Тишина придавала храбрости. Решено, прикрытием мне послужит ужин с Клариссой. Я постаралась пригасить обуревающие меня эмоции и сосредоточиться, мысленно повторяя, что встречаюсь с Клариссой. Представила широкую улыбку подруги, ресторан, в который мы якобы идем, вялое ковыряние в тарелке… Только после этого я нашла в себе силы набрать номер Эсекьеля. Судя по напутствию приятно провести время, он ничего не заподозрил.