Граница дозволенного - Пабло Симонетти (2013)

Я позвонила ему из машины, упиваясь своей свободой — ощущение было непривычное, будто в руке, с которой только что сняли сковывавший ее несколько месяцев гипс. Я спросила, как дела в издательстве, но он своим сухим и неискренним «хорошо» дал понять, что не намерен считать этот разговор прощальным. Попросил, чтобы я вела машину осторожно, чтобы позвонила, когда доеду (я не стала), и чтобы наслаждалась садом и солнцем. Стандартный набор пожеланий, он всегда меня так напутствовал, когда я ездила в Рунге одна.

Эсекьель на Кубе уже четыре дня, и от него пока ни слова. До вчерашнего вечера я оправдывала его тем, что он, наверное, закрутился с семинаром и вечеринками. Но семинар уже закончился. А теперь он, по идее, держит курс на какую-нибудь глухую деревню, где Интернет найти гораздо проблематичнее, чем в Гаване. Неужели при виде гостиничного компьютера у него нигде не щелкнуло, что хорошо бы черкнуть мне пару слов? «Привет, все хорошо, скучаю»… Это невнимание ранит. Вот в чем Роке точно нельзя упрекнуть, так это в невнимательности ко мне. Он всегда начеку, всегда готов толковать мои желания, всегда рад принять меня. Все его недостатки меркнут перед этой чертой. Однако он не отодвигает свои дела на второй план — наоборот, работе и себе уделяет не меньшее внимание, чем моей персоне. Запредельная степень повышенного интереса к жизни, как физического, так и умственного.

При мыслях о нем у меня бегут по телу мурашки. Я представляю, как он расстегивает мое платье, обнажая плечи, как страстно прижимается ко мне губами. Чувствую его массивное тело на себе… Я снова открываю ноутбук посмотреть, нет ли почты. Ничего — ни от Эсекьеля, ни от Роке. Мне хочется получить что-нибудь от Роке, но я заставляю себя ждать вестей от Эсекьеля. Ни словечка за целых четыре дня, как так можно? Я открываю нашу переписку, последнее письмо, отправленное почти сразу после расставания, и, к своему изумлению, обнаруживаю там поток восторгов: «Ты не представляешь, как похорошел сад! Сегодня один из тех ясных дней, когда кажется, что холмы можно достать рукой. Весь вечер провела на воздухе». Или еще лучше: «Вчера вечером управился с рецензией за два часа — это одна из моих самых удачных, чувствую себя таким раскованным, умным, уверенным. Все благодаря спокойной жизни и Кертесу. Его книга повергла меня в натуральный литературный экстаз. Сегодня ходил обедать с одним человеком из газеты, и он сказал, что редактор очень хвалила рецензию». Заголовки писем — полная противоположность содержанию: «скучаю по тебе», «жаль, что тебя нет рядом». Первой переписку прекратила я. Потому что приехал Роке. Или…

Не помню, когда точно я рассказала все Хосефине. Зато прекрасно помню возникшее от произнесенных вслух слов о разводе ощущение, что крылья за спиной ослабли и я лечу кувырком прямо в пучину тоски. Хосефина узнала первой — после Эсекьеля и Роке, разумеется. Сообщив сестре, я объявила о нашем разводе во всеуслышание, сделала его осязаемым, наполнила не существовавшим прежде весом. Ни смысла, ни необходимости в этом не было, но я поддалась инстинктивному желанию разорвать кокон: теперь из пустого слова развод превратился в факт. Я развожусь с Эсекьелем.

* * *