Не осуждайте нас - fuckingartist (2014)

С каких-то пор стало не так страшно говорить родителям о Жаке. Они знали, что я часто хожу к нему, но не были особо против. Им все казалось, что это из-за фотографии. Не могу сказать, что они в корне заблуждались, однако полной правды им лучше все-таки не знать.

— Ты его там не беспокоишь? Он же работает…

— Нет-нет, он не против, — махнув рукой над головой ответила я.

— Ты ведь знаешь, мы какое-то время общались с его отцом.

— Угу.

— Очень приятный мужчина, высокий, статный. Правда, мне всегда казалось, что как отец, он очень строг. Жак, будучи еще семнадцатилетним подростком, в присутствии своего папы даже улыбнуться не смел.

— Я ничего про его отца не слышала, — разговор начинал принимать интересный оборот, и я подняла голову.

— Ты совсем маленькой была, а Жак, я думаю, и сейчас на эту тему говорить много не будет. Он немного скрытный, тебе не кажется?

— Нет, думаю, это просто такая черта его характера.

— Ты неплохо его знаешь, верно? — мама легонько коснулась моих волос, и по лицу ее проскользнула теплая улыбка, которую встретишь только у матерей.

Уже второй раз за этот день телефонный звонок пугал меня. На дисплее моего телефона отразилось имя лучшей подруги, и я с улыбкой посмотрела на маму, прося ее оставить меня одну. Стоило двери закрыться, как я нажала зеленую кнопку, приготовясь слушать неконтролируемый поток информации от Лины.

— Софи…

Так обычно и бывает. Во всех тревожных звонках не существуют слов, вроде обыденных «алло» или же «привет». Люди сразу начинают говорить о том, что их беспокоит.

— Лина? Все нормально? У тебя дрожит голос.

Я была напугана и из лежачего положения незамедлительно перешла в сидячее. Кончики пальцев похолодели, а в глотке застрял томящийся комок.

— Давид, он, он… — на той стороне послышались тяжелые всхлипы, слова было невозможно разобрать.

— Лина, что случилось? Что с Давидом?

А потом просто БАМ, и все. Я, как оглушенная, сидела на своей кровати, еле-еле удерживая телефон в онемевшей руке. Одиннадцать букв, пять слогов и жирный черный крест на душе близкого мне человека.

Дыхание сбилось, сердце перестало стучать. Я судорожно подбирала слова, спрашивала, куда мне приехать. Параллельно свободной рукой я уже собирала сумку, в ухо отдавались раздирающие голову слезы и крики Лины.

Казалось бы, что может быть хуже? Чье горе сложнее пережить, чем свое собственное? После каких слов ты напрочь забываешь, что у тебя было сегодня днем, вчера или же неделю назад? Как можно потерять всякий рассудок и желание здраво мыслить за одну долю секунды?

Что может быть хуже, чем слово «изнасиловал» из уст лучшей подруги?

Глава 34 “Холодные, тоскливые люди”.

Так мало пройдено дорог, так много сделано ошибок.

С. Есенин

— Как она? — спросила мать Лины, когда я вошла на кухню.

— Не знаю, молчит, — коротко ответила я и села за круглый стол в центре комнаты.

Прошло несколько дней после того тревожного звонка. Я каждый день приходила в дом этой семьи и наблюдала за тем, как медленно затухает жизнь моей лучшей подруги. Она перестала есть и мало говорила, глаза стали напоминать сухие белые прорези, а рыжие волосы уже не могли блистать былой красотой.

Я помню, как приехала тогда к ней. Она сидела на автобусной остановке ночью, одна. Слезы, одна за другой, стекали по ее щекам, а руки отдавали дрожью. Я не знала, что сказать. Села рядом и осталась с ней. Мы где-то с полчаса провели в незнакомом районе под громкое мяуканье дворовой кошки. Потом сели в автобус и поехали к ней домой. С тех пор Лина молчит. Ни слез, ни просьб, ни мольбы. Прежняя Лина в миг перестала существовать.

— Она мне ничего не говорит, я даже не знаю, что с ней происходит, — горько шептала ее мать, роняя уставшее лицо на руки. — Софи, милая, чем мне ей помочь?