Оборотень - Шарлотта Йонг (2021)

Все три человека разыскивались как государственные изменники, и они спешили скрыться, но Перегрин, которому принадлежала яхта и подчинялся ее экипаж, остался еще на несколько дней, чтобы захватить девушку, и они теперь объявили ему, что раз птичка поймана и он получил от них свою игрушку, они более не намерены ждать; и как только стихнет буря, оба они, женатые или нет, должны отправляться вместе с ними, несмотря ни на какое сопротивление девицы. Они без того по слабости своей уступили старинному пуританскому предрассудку насчет венчания, от которого ему давно бы пора отделаться. При этом они всячески подшучивали над тем, что он боится ее.

Голос Перегрина долетел до нее слабее – может, он сознавал лучше их, что она все слышит, и к тому же он был совершенно трезв; потом ей показалось, что он заставил их замолчать. Позже она услышала звуки, как будто сопровождавшие картежную игру. В невыразимых мучениях она продолжала молиться.

Глава XXXII

ТРЕЩИНА ЧЕРНОЙ ШАЙКИ

Трудно было представить себе девушку в более ужасном положении, чем была Анна Вудфорд, когда она обдумала все. Южная сторона о-ва Вайта вдоль скалистого прибрежья всегда пользовалась дурною славой, и она находилась теперь в руках самых отчаянных людей.

В одном Перегрине еще оставались кое-какие проблески чести и совести, но, по-видимому, он был в руках своих товарищей. Даже относительно обряда венчания было мало надежды подействовать на него. Мирские священники не пользовались хорошей репутацией, и в Коусе и Портсмуте встречались самые отверженные члены духовного сословия. Ей оставалось только возложить всю надежду на Бога и сопротивляться до последних сил. Буря опять усилилась и свирепствовала по-прежнему, – это еще отчасти благоприятствовало ей, потому что в такую погоду никто бы не решился пуститься в море.

Она не хотела выходить из своей комнаты, но пришел Ганс с извещением, что завтрак готов, сообщая в то же время, что мейнгеры ушли, и оставался только масса Перри; и сам он вышел к ней навстречу со словами надежды, что эти люди не беспокоили ее прошлую ночь.

– Не желая того, я слышала много, – отвечала она с серьезным лицом.

– Животные – сказал он. – Мне опротивели они и эта жизнь. Если б не король, я никогда бы не вмешался в это.

Рев ветра и шум волн, разбивавшихся о берег, все еще продолжались; ввиду полной невозможности покинуть это место и желая в то же время смягчить его, Анна решилась его выслушать, тем более, что он был в другом настроении. Его вчерашний насмешливый тон, полный цинизма, совершенно исчез; он вспоминал о светлых сторонах своей жизни. Он говорил о м-рис Вудфорд и своей искренней любви к ней, о той доброте, с которою относились к нему монахи в Гавре и Дуэ, особенно об одном из них, отце Ситоне, старавшемся своими рассуждениями успокоить его сомнения. Он рассказывал, как подействовала на него одна проповедь аббата Фенелона и как, под влиянием ее, он провел в покаянии целую половину поста, но все это исчезло потом в диком разгуле с наступлением праздников Пасхи. Он припоминал чувство горести, разрывавшее его сердце, в то время, как он стоял ночью около могилы м-рис Вудфорд и давал обеты бросить все дурное и начать новую жизнь.

– И с вами я могу, – сказал он.

– Нет, – сказала она, – никогда не может выйти доброе из того, где замешано преступление.

– Преступление! Это совсем не преступление. Вы знаете, что я желаю честного брака. Вы ни с кем не связаны.

– Разве это не преступление – предоставить смерти невиновного? – сказала она.

– Вы любите этого человека? – закричал он страшным голосом.

– Да, – сказала она твердо.

– Почему вы не сказали этого прежде.

– Потому что я надеялась, что вы будете действовать во имя справедливости и добра, – сказала Анна, устремляя на него свой взгляд. – Ради любви к Богу, а не ради меня.