Шильонский узник - Байрон Джордж Гордон

Невинностью цветет, любовью пламенеет,

И музыка у ней с лица как будто веет,

И сердце нежное льет жизнь ее красам.

А взор? – О, этот взор – он был душою сам!

Она вошла – главу склонила

И руки белые крестом

На перси чистые сложила, —

И перед сумрачным отцом

С улыбкою смиренной стала,

И на плечо к нему припала,

И белоснежною рукой

Приветно старца обнимала.

Лаская дочь, Яфар немой,

Унылый, – дело начатое

Уже готов был отменить;

Яфар боялся погубить

Ее веселье молодое;

Он чувством был прикован к ней:

Но гордость в нем всех чувств сильней.

VII

«Зулейка – сердца утешенье!

Тебе сей день докажет вновь

Мою отцовскую любовь;

С тобой мне тяжко разлученье;

Но я, забыв печаль мою,

Тебя в замужство отдаю;

Жених твой славен, – меж военных

Он всех храбрей; Осман рожден

От древних, доблестных племен,

От Тимарьетов неизменных,

Никем, нигде непобежденных;

И словом, я тебе скажу,

Он родственник Пасван-оглу.

До лет его какое дело!

Не юноши искал я сам;

Тебе ж приданое я дам,

Которым ты гордися смело.

Когда ж все будет свершено, —

И наши силы заодно,

То посмеемся мы с Османом

Над жизнь отъемлющим фирманом:

Лишь головы не сбережет,

Кто в дар снурок к нам привезет.

Теперь моей внимая воле,

Послушна мне, ему верна,

Уже ты с ним искать должна

Любви и счастья в новой доле».

VIII

И дева юною главой

Безмолвна робкая поникла.

И весть разящею стрелой,

Казалось, грудь ее проникла.

В смятенье тяжком и немом

И чувствам воли дать не смея,

Она стояла пред отцом

Бледна, как ранняя лилея;

И вздох прокрался, – на щеках

Зарделись девственные розы

И на потупленных очах

Невольно навернулись слезы.

Что может, что с твоей красой,

Румянец девственный, равняться!

И жалость нежная тобой

Всегда готова любоваться!

И что, что может так пленять,

Как слезы красоты стыдливой!

Их жаль самой любви счастливой

Лобзаньем страстным осушать!

Но уж о том, как с ней одною

Селим в саду гулял зарею,

Иль не хотел, иль позабыл,

Яфар совсем не говорил. —

Он трижды хлопает руками,

Чубук в алмазах с янтарями

Рабам вошедшим отдает;

Уж конь его арабский ждет,

Он бодро на него садится,

И в поле чистое летит —

Смотреть воинственный джирид;

Пред ним, за ним несется, мчится

Дельгисов, мамелюков рой

И черных мавров легкий строй;

Готовы дротики тупые,

Кинжалы, сабли уж блестят;

Туда все скачут, все летят,

Лишь у ворот неподкупные

Татары на часах стоят.

IX

И подгорюнясь, думы полный,

На синие морские волны

Угрюмый юноша взирал:

Меж Дарданелл они сверкали,

Струились тихо и плескали

В излучинах прибрежных скал;

Но он, унылый, не видал

Ни моря с синими волнами,

Ни поля с дальними холмами,

Ни чалмоносцев удалых,

Стремящихся перед пашою

Шум грозный сечей роковых

Представить бранною игрою;

Не видит он, как к облакам

Их кони вихрем прах взвевают,

Как сабли острые мелькают

И как с размаха пополам

Чалмы двойные рассекают;

Не слышит он, как громкий крик

За свистом дротиков несется,

И как в долине раздается:

Алах! Алах! Их дикий клик;

Душа полна мечтой одною —

Яфара дочерью младою.

X