Ложь - Каридад Адамс (2018)

Во сне она казалась более юной, почти девочкой, разметавшей по белоснежной подушке черный, сверкающий водопад своих волос. Рука Деметрио вздрогнула от безудержного желания погладить жену по голове, погрузиться в распущенные волосы, божественные, благоухающие, теплые и шелковистые. Неожиданно ладонь его задержалась на подушке, почувствовав влагу от пролитых Вероникой слез.

— Она плакала… плакала!.. И пусть!.. Я поклялся заставить ее рыдать, поклялся взыскать за каждую слезинку Рикардо ее слезами!.. Она должна страдать, как страдал он. Должна умереть, как умер он!.. — Деметрио в отчаянии сжал кулаки: ее жизнь и должна быть такой, но мысль о том, что Вероника умрет была невыносима. Разве сможет он жить без нее? — Проклятая, ну почему я так полюбил тебя?.. Почему? Зачем?

— Четыре часа!.. Скоро рассветет… — Кто-то постучался в дверь. Этот стук разбудил Веронику, и она, еще не полностью проснувшись, посмотрела на Деметрио своими большими глазами.

— Кто там? — спросил сан Тельмо.

— Это я, патрон Деметрио, — прозвучал из-за двери тихий голос Игуасу.

Деметрио неохотно открыл дверь, и в проеме показалась темная, словно вырезанная из старого красного дерева голова индейца.

— Чего тебе, Игуасу?

— Пирога готова, патрон Деметрио. Самое время отплывать…

— Колокола только что пробили, — сказала Вероника. — Который час?

— Половина пятого, белая королева.

— Что ты мелешь? — взревел Сан Тельмо.

— Прости, патрон Деметрио, но твоя белая женщина, как королева.

— Не думаю, что ты должен высказывать о ней свое мнение. Ступай к своей проклятой пироге и жди нас. Мы отплываем через полчаса. Иди, чего ты ждешь?

— Уже иду, патрон, я хотел сказать твоей белой женщине, что в пироге для нее готов навес.

— Спасибо, Игуасу, — от души поблагодарила индейца Вероника.

— Иди немедленно к пироге! — приказал Деметрио.

— Как скажешь, патрон Деметрио, — Игуасу тихо вышел.

— Его наглость не имеет границ! — Деметрио с трудом сдержал свой гнев.

— Почему ты так разозлился? Что такого сказал этот несчастный?

— Он не должен разговаривать с тобой!

— И не должен заботиться о том, чтобы солнце палило меня чуть меньше, правда?

— Он не должен вмешиваться в то, что его не касается, и делать то, что ему не велели. Ему незачем болтать с тобой и пялиться на тебя.

— Даже индеец тупи может иногда совершить джентльменский поступок.

— Пусть он прибережет их для своих женщин, с которыми разговаривает исключительно плетьми!..

— Такой в Мату-Гросу обычай?

— Именно.

— Теперь я начинаю понимать, почему тебе так нравится этот край.

— Ты ничего не понимаешь, но очень быстро узнаешь, как к нему приспособиться.

— Уверяю, что именно этого я и хочу. Довольно тяжело сознавать, что с тобой обращаются как с преступником, не имея ни малейшего понятия, какое преступление ты совершил.

— Ты и в самом деле ничего не понимаешь? Твоя совесть спит, или она мертва?

— Уж не хочешь ли ты взвалить на меня вину за поведение несчастного Джонни и за то, что они с Хулио Эстрада отважились тебе сказать?

— Я не настолько глуп, чтобы обвинять тебя в этом. Однако мне было полезно поговорить с ними и посмотреть на них, чтобы понять, что при виде тебя мужчины теряют разум. Ты покоряешь и завораживаешь их одной лишь улыбкой… а то и без нее…

— Что ты имеешь в виду?

— Думаю, ты не расточала улыбки ни индейцу, ни французу, но им достаточно было увидеть тебя!..

— И ты упрекаешь в этом меня? Значит, в этом мое преступление? Неужели моя вина в том, что…

— Ну что же ты замолчала? Договаривай, спроси меня, виновата ли ты в том, что являешься самой красивой девушкой в Рио-де-Жанейро, как писали все пошлые бульварные газетенки и льстивые журналы, засыпанные деньгами Кастело Бранко!

— Так вот о чем ты думал, читая их! Как жаль, что ты не сказал мне этого в Рио…