Мое безумие - Калья Рид (2021)

Я оборачиваюсь на стуле и вижу, что ко мне приближается Синклер. Я так рада, что мою радость, наверно, можно потрогать. Я думала, он уже не вернется. А если бы он не вернулся, я бы не стала его винить. Даже я испугалась той своей стороны, которая проявилась в тот день. Унизительно, что Синклер увидел меня в самый неподходящий момент. Будь у меня возможность вернуться и повторить все сначала, я бы вела себя иначе.

Он идет ко мне. Он улыбается, но улыбка его натянутая, как будто тот случай измучил его и лишил последних сил. На секунду мне делается страшно, что он здесь лишь затем, чтобы сказать мне, что устал и больше никогда не придет проведать меня. Я этого не переживу.

Прежде чем он подходит к столу, я встаю и делаю шаг ему навстречу. Я не хочу говорить с ним, когда на меня таращатся сразу несколько пар глаз. Я указываю направо, туда, где стоит полка с журналами.

– Пойдем туда.

Пока я лавирую между столами, он следует почти вплотную за мной, и его рука задевает мою спину. От этого прикосновения моя кожа горит огнем. Наконец мы доходим до угла, и я прислоняюсь к стене. Мне стоит немалых усилий не обнять его и никогда не отпускать от себя.

Говорить «привет» или «как дела» просто глупо. И бессмысленно. Чем больше я смотрю на прошлое и на наши отношения с Синклером, тем сильнее нуждаюсь в его присутствии.

Синклер прочищает горло. Он переминается с ноги на ногу, как будто то, что он собирается сказать, доставляет ему дискомфорт.

– Думаю, нам следует поговорить о том, что произошло здесь несколько дней назад.

– А по-моему, нам лучше этого не делать.

– Виктория…

– Я не могу об этом говорить.

– Но я должен знать, что случилось. Я вхожу и вижу, как ты прижимаешь ее к полу и душишь.

Я хватаю себя за волосы и дергаю. Иногда буйство эмоций внутри меня становится невыносимым. Вот как сейчас. Я просто хочу их рассортировать, расставить по местам. Может, тогда мне станет легче дышать.

Синклер берет меня за запястья и осторожно отнимает мои руки от головы. Я поднимаю голову и вижу на его лице тревогу.

– Я хочу лишь одного – помочь тебе. Это все, чего я хотел за последние шесть месяцев. – Его голос срывается на шепот. – Поговори со мной, расскажи, что ты чувствуешь. Я люблю тебя, и любая твоя боль… она и моя тоже.

Услышав от него такие слова, я облегченно вздыхаю. Я хочу, чтобы для него это было важно. Для Синклера Монтгомери.

Я набираю полную грудь воздуха.

– Она сказала, что я плохая мать. – Когда я это говорю, мой гнев отступает и сменяется грустью. Это нелепо. Мы с Риган помирились. Но этот момент – наглядное свидетельство того, что можно простить кого-то, но никогда не забыть его слов.

– Виктория, это неправда, – мягко говорит Синклер. – И ты сама это знаешь, верно?

Я молчу.

– Она просто подначивала тебя.

Я горько усмехаюсь и вытираю со щек слезы.

– Да. Что ж, это сработало. – Внезапно я чувствую себя круглой дурой.

Синклер обнимает меня за плечи и нежно притягивает меня к себе.

– Неправда, ты хорошая мать. И плохой никогда не будешь.

Я поднимаю голову.

– Может, она и права. Она ненормальная, но некоторые из самых ненормальных – самые умные. Они говорят то, что у других в голове!

– Нет, – говорит он тихо, но яростно. – Никогда так не думай.

Я продолжаю говорить, как будто не слышала его слов.

– Когда Риган сказала все это, я взглянула на свои руки и увидела, что Эвелин со мной нет. Я отдала ее медсестре.

– Всем мамам нужен отдых.

– Хорошим мамам – нет. Хорошие мамы всегда защищают своего ребенка.

– Неправда, – возражает он.

Мы молчим. Мне не нужно открывать ему частичку моей души, чтобы он увидел, насколько обидны слова Риган. Он уже внутри меня. Он все это видит.

Я отрываю глаза от пола и смотрю на Синклера из-под ресниц.

– И теперь ты откажешься от меня?