Девочка на шаре - Марина Друбецкая, Ольга Шумяцкая (2012)

Он писал ей длинные письма, по мере сил стараясь, чтобы они получались веселыми и беззаботными. Писал о том, что Кторов совершенно обезумел со своей женитьбой, устроил смотрины студийных старлеточек и статисточек, никого не выбрал и теперь переключился на барышень из, как он выражается, «приличного сословия». Чардынин окончательно переехал в собственный дом и третьего дня приводил знакомиться свою вдовушку, к которой ездил все два года жизни в Ялте. Вдовушка оказалась молоденькой, хорошенькой, с покладистым характером, а на Чардынина смотрит с обожанием. Серия о капитане Бладе идет хорошо, и горячий грузинский князь извел его, Ожогина, разговорами о продолжении, продал все движимое и недвижимое имущество и теперь хочет вложить деньги в съемку. А вот «Петр I» застопорился: исполнитель главной роли ушел в глухой запой, хотели негодяя заменить, да не вышло — слишком колоритная внешность. А недавно возле склада с реквизитом кладовщик разыгрывал презабавную сценку. «Эх, — восклицал он и бил себя кулаком в грудь. — Да если бы на нас враги напали, я бы за собой полк повел! Вот так…» И раскладывает на земле печеную картошку. Большая картофелина — он сам на коне. А маленькие — его солдатики. Ему говорят: «Да кто враги-то, Василий Иваныч?» — «А эти… заговорщики… как их… большевики… вот если бы их тогда, в 17-м, не разогнали и они царя-батюшку свергли, я бы их, как немцев в войну, одной левой рубал! Может, тогда бы про меня, Василь Иваныча Чапаева, кино сняли! Я бы героем народным стал! Про меня бы песни пели!»

Закончив письмо, Ожогин обычно долго перечитывал его, придирчиво отслеживая каждый лексический оборот на предмет того, достаточно ли весело получилось, не проглядывает ли сквозь строки его тоска и тревога, и с трудом удерживаясь от того, чтобы не приписать в финале: «Ну когда же ты приедешь? Когда? Когда?» Только бы не спугнуть ее, не надавить, не высказать излишнего беспокойства. А беспокойство грызло его. Что с ней происходит там, в Москве? Думает ли она о нем? И — Эйсбар, Эйсбар, Эйсбар… Мысль о нем измучила Ожогина. Видится ли с ним Ленни? Если бы знать! Но надо ли знать? И хочет ли он знать?

Ленни отвечала короткими записочками. О чем писать, милый? Нигде не бываю — только в монтажной. Фильм вроде бы складывается. Тьфу, тьфу! Нужно устраивать просмотр: студийный люд и друзья-авангардисты требуют зрелищ. Анатольев звонит каждый вечер, мучает расспросами, мелет ерунду о «кино, рожденном под пулями». Ну что с ним поделать? О том, когда вернется, Ленни не писала.

Ленни действительно почти нечего было писать. И она действительно все дни проводила в монтажной. Не привыкшая, вернее, не приученная никем выражать свои чувства, она не знала, какие слова писать Ожогину о любви, и поэтому не писала никаких. Она быстро уставала и иногда в конце рабочего дня не в силах была даже подняться со стула. Колбридж отвозил ее домой. Лизхен ворчала. А сил Ленни хватало только на то, чтобы выпить в постели чай, прочитать ожогинское письмо и написать в ответ две-три строчки: «Все в порядке. Здорова. Работа никак не закончится».

Работа и правда никак не заканчивалась. Ленни изо дня в день придирчиво пересматривала уже, казалось бы, готовую фильму, перемонтируя целые куски и выискивая все новые и новые недостатки и недоделки. И именно поэтому никак не могла написать Ожогину, когда приедет. Эх, ей бы голову Эйсбара! Его точную твердую руку! Его глаз, который всегда знает, что должно быть на экране! И почему она вечно во всем сомневается! Почему в ее голове так быстро меняются картинки и исчезают, ускользают, и уже не вспомнить, что там было вчера, и не понять, что правильно, а что нет! А как хочется отдохнуть! Скорей бы все закончилось! Она окончательно выдохлась! Однако забавно, что ей так хочется освободиться от фильмы. Кто еще месяц назад мог предположить, что она с нетерпением будет ждать окончания работы!