Гобелен - Фиона Макинтош (2015)

«Ну а что потом?» Джейн не знала, Уинифред ли задала этот вопрос, или он принадлежал лично ей. Действительно, что потом? Джейн покинет Британию восемнадцатого века? Уилл очнется? Как она узнает о его выздоровлении – или о его смерти? Как вернется в свою эпоху и жизнь, не убив Уинифред? А главное – вдруг Джейн не сумеет спасти графа Нитсдейла? Что будет означать такое развитие событий для ее жизни – никак не связанной с жизнью Уинифред Максвелл? Придется ли Джейн жить как Уинифред и в конце концов умереть под именем Уинифред? Неужели в этом – весь смысл трансформации? Джейн смахнула предательскую слезинку; впрочем, жест не остался незамеченным.

– Ах, милая Уини, – зашептала Сесилия. – Прости, я не хотела тебя огорчить.

Джейн слегка покачала головой.

– Меня огорчили вовсе не твои слова, Сесилия, – заверила она. – Мы с тобой, после стольких испытаний, приближаемся к пункту назначения – но вот как насчет нашей цели? Стала ли она ближе хоть на дюйм? Я боюсь за Уильяма, за детей, за наше будущее.

Сесилия погладила обтянутую перчаткой руку Джейн.

– Мало кому из женщин достало бы отваги свершить то, что уже свершила ты, моя милая подруга.

– Кембридж! – возвестил сверху возница.

Пассажиры дилижанса почти одновременно издали облегченный вздох. Завтра они будут в Лондоне; завтра начнутся настоящие испытания. Все мысли о Саквилле нужно задвинуть подальше. Им надлежит храниться в памяти, пока затеянная Джейн авантюра не получит то или иное разрешение. Лишь тогда Джейн позволит себе углубиться в анализ случившегося, в анализ своих чувств.

Глава 20

Возница протрубил в рожок, возвещая приближение к постоялому двору «Золотой крест», что на Чаринг-кросс, и сразу словно тысячи крылатых существ затрепетали в теле Джейн. Въезд в столицу подействовал на нее подобно гипнозу; она неплохо ориентировалась в городе, но познания относились к Лондону двадцатого столетия, а сейчас Джейн ждали совершенно новые впечатления.

Чьи-то сильные руки помогли ей выбраться из дилижанса. Смеркалось; воздух был сырой и серый. Джейн стояла рядом с Сесилией, наблюдавшей, как выгружают их багаж. Внимание Джейн занимала городская панорама, едва ею узнаваемая. Чаринг-кросс двадцатого века – место пересечения Стрэнда и Уайтхолла; краем он захватывает Трафальгарскую площадь. Чаринг-кросс, где колорит обусловлен зданием Национальной галереи, стаями голубей, бесчисленными автомобилями, оживленным потоком пешеходов и множеством магазинов и магазинчиков, еще не явился миру.

Глазами Уинифред она видела конную статую Карла I, а рядом с ней – позорный столб с полуживым беднягой. Голова и руки были надежно зафиксированы деревянными колодками. Джейн не могла разглядеть надпись, уведомлявшую о преступлении этого человека, зато видела, что его лицо и волосы выпачканы тухлыми яйцами, гнилыми овощами… и наверняка другой гадостью, думать о которой Джейн не хотелось. Никто не обращал внимания на несчастного – наверно, пик интереса к нему прошел, унижения были позади. Джейн знала: нельзя пялиться, нельзя выказывать удивление. Она качнула головой – Чаринг-кросс казался тесным и малолюдным, – в то время как Сесилия возбужденно и испуганно шептала:

– Святые небеса, что здесь за давка! Уини, милая, умоляю – наймем экипаж!

– Нет, мы пойдем пешком, – рискнула Джейн. До нужного дома было от силы десять минут ходьбы.

– Ты уверена, дорогая?

– Конечно. Стоит ли тратиться на четвероногое, когда у нас на двоих четыре ноги?

Сесилия рассмеялась.

– Ах, Уинифред, ты стала совсем другой. Честное слово, временами я совсем не узнаю тебя!