От ненависти до любви - Валентина Мельникова (2010)

– Прошлой ночью, говоришь? – переспросила я и посмотрела на Замятина. Значит, незваные гости побывали у меня ночью. Что ж, света в окнах не видно, на двери опорного пункта – замок, так что без опаски работали стервецы. Знали, что я в отъезде.

– Марья! Марья Владимировна! – отдуваясь, ко мне спешил Мордахин. Он принялся трясти мне руку и заглядывать в глаза. – Жива! Счастье-то какое!

Насчет счастья он, конечно, загнул. Я промолчала, но спросила:

– Говорят, вчера вы меня искали?

– А, – махнул он рукой, – из района звонили. Отчитаться надо о работе с несовершеннолетними. – И снова уставился на меня телячьим взглядом. – Куда ж тебя сейчас пристроить? Квартир свободных нет пока.

– Не беспокойтесь, Иван Дмитриевич, – сказала я, – в опорном пункте есть диванчик. Перекантуюсь как-нибудь.

– Маша, – подала голос баба Нюра, – я ж говорю, у меня место есть…

– У меня тоже спальня свободная, – перебил ее Шихан. – Перебирайся ко мне, девонька.

– Спасибо, дорогие, – я прижала руку к сердцу, – не хочу вас беспокоить. Я ведь и в полночь с участка возвращаюсь, и под утро… Бывает, и ночью работаю…

– Ко мне переедешь, – раздалось за моей спиной.

Я оглянулась. Сева, явно протрезвевший, но с опухшей физиономией, стоял в паре шагов от нас рядом с «Ниссаном». Заметив мой взгляд, он быстро подошел и, схватив за руку, силком оттащил за машину.

– Сдурел? – разозлилась я. – Куда ты меня тянешь?

Я попыталась вырваться, но Сева еще сильнее стиснул мою руку.

– Прости меня, – сказал он, отведя взгляд. – Скотина я, конечно. Нажрался до поросячьего визга. Но ты тоже хороша! – И кивнул в сторону Замятина, который разговаривал с Батраковым метрах в пяти от нас. – На свеженькое потянуло?

– Сева, – процедила я сквозь зубы, – не нарывайся! Я ведь при всех могу приложиться к твоей физиономии.

Но Сева не обратил внимания на мой грозный тон. И руку не отпустил, хотя я пыталась освободить ладонь из его цепких пальцев.

– Выходи за меня замуж, – его взгляд помрачнел еще больше, видно, он досрочно прочитал приговор на моем лице. Но сдаваться все ж не собирался. – Я сейчас с Мордахиным договорюсь, живо нас распишет.

– Нет, Сева! – я все-таки освободилась от его хватки. – Не пойду! Не до того сейчас.

– А до чего? – взвился Сева. – У тебя ж все сгорело. Небось кроме этого костюма ничего не осталось? Как дальше жить будешь?

– Твоими молитвами! – огрызнулась я. – И этот пожар – не повод бросаться в чьи-либо объятия. Я уж как-нибудь сама решу, где и с кем мне жить!

Сева побелел, глаза его сузились, лицо исказилось от бешенства. Честно сказать, я впервые видела его в ярости. Даже застав нас с Замятиным, он не так взбеленился.

– Ну, сука! Пожалеешь! – выкрикнул он, ничуть не заботясь, что зеваки навострили уши. – Приползешь еще, только поздно будет! Не приму, вот те крест, не приму! – И, рванув на себя дверь внедорожника, почти упал на сиденье. Но прежде чем тронуться с места, в исступлении прокричал: – Машину верни, а то заявлю об угоне! – И громко выругавшись, врубил такую скорость, что из-под колес веером взметнулись комья земли вперемешку с травой и щебенкой.

Все, кто стояли на пути джипа, бросились врассыпную, а баба Нюра погрозила вслед машине сухоньким кулачком:

– Ну, ирод, чуть не передавил, как кур! – И тут же заботливо спросила: – Видать, шибко обидел Севка? Лица на тебе нет.

– Ничего, баба Нюра, мне не привыкать, – усмехнулась я. – У меня иммунитет на таких типов.

Баба Нюра понизила голос до шепота:

– Замуж звал? Чего не пошла? Хороший парень. Заводной только! Его понять можно. Сколько вокруг тебя ходит. Жила бы с ним, как сыр в масле каталась. И службу свою бросила бы. Не женское это дело с алкашами да жуликами воевать.

– Ладно, баба Нюра, я подумаю, – сказала я, чтобы закрыть неприятную тему.