От ненависти до любви - Валентина Мельникова (2010)

– Но тут барабаны смолкли. Так вот – раз! – и замолчали. Стало тихо. Мне показалось, что лопнули барабанные перепонки и я оглох. Ощущения, скажу вам, мерзопакостные: тошнит, голова разрывается от дикой боли, слабость как после приступа лихорадки. Ни рукой, ни ногой не шевельнуть, пот холодный, б-р-р! Глаза выедает… Но я ведь ученый, – Петр Аркадьевич развел руками и смущенно улыбнулся, – а жажда познания порой сильнее страха смерти. Словом, хоть поджилки и тряслись, но прилег за пнем, и, как оказалось, кстати. Шквальный порыв ветра пригнул деревья, разметал огонь; костер рухнул, подняв столб искр, и тут – я не поверил глазам – вихрь закрутил пламя, оторвал от земли. Огненный сгусток метнулся вверх. Ну, точно шутиха из детства, только в разы больше. И на фоне неба вдруг проявилась голова женщины: языки огня вместо волос, пустые глазницы, бездонный, открытый в безмолвном крике рот. «Алтанхас, – выдохнул кто-то за моей спиной, – Золотая Баба!» Я оглянулся – участковый. Он стоял на коленях, вытянув руки вверх.

– Золотая Баба? Откуда участковый знал о ней? – удивилась я.

– Вопрос закономерный, – усмехнулся Петр Аркадьевич, – но меня, однако, его крики не поразили. С легкой подачи вашего отца, Машенька, о Золотой Бабе из клада Терскова в отряде знали все. Но при чем тут огненная фигура, которую я посчитал за обман зрения?

«Николай!» – окликнул я участкового, но он меня не расслышал, а пополз вдруг на коленях в сторону, что-то бормоча и покачивая головой. И я понял, что он мне не помощник. Пламя продолжало бесноваться в небе, угли в костре подернулись черным, жар спал, и я тоже пополз… Именно пополз, чтобы подобраться ближе – ноги не держали: подгибались в коленках. Боль в голове не проходила, но к ней добавилось гудение. С каждым моим движением оно становилось сильнее и сильнее. Словно неведомый мотор набирал обороты. Я так и не понял: пульсировала ли это кровь в сосудах или снова забили барабаны? Ободрав руки и колени, я все же добрался до костра. Но пламя в небе не исчезло. Оно отодвинулось, как это бывает с радугой. Вроде и близко, а не дотянешься. Одно я заметил: фантом не менял своих очертаний. Он болтался из стороны в сторону, изгибался, раскачивался; языки пламени развевались, как флаги, но – те же пустые глазницы, раззявленный рот! Впрочем, в тот момент мне было не до деталей. Я вдруг увидел старика в полном шаманском обличье. На голове – лисья шапка с маральими рогами, на плечах – длинная рубаха в бляхах и колокольчиках. Он сидел, поджав ноги, с обратной стороны костра, поэтому мы его и не разглядели. На коленях у него лежал бубен, рядом – топорик, похожий на те, что мы находили в древних захоронениях, деревянная чаша с кусками вареного мяса и еще что-то, чего я не рассмотрел как следует. То ли волосы, то ли кожаная бахрома закрывали его лицо.

«Эй, – крикнул я, – послушайте! Что здесь происходит?»