Уснуть и только - Дина Лампитт (1996)

С замирающим сердцем Бенджамин постучал в дверь этого страшного заведения и попросил разрешения повидаться с Дженной Мист, держа в руке предусмотрительно приготовленный кошелек. Не смотря на то, что он постарался приготовиться к худшему, зрелище, открывшееся глазам Бенджамина, потрясло его до глубины души.

Общая камера, в которой сидела его жена, была тесной, грязной и отвратительной. Справить нужду можно было только на охапку грязной соломы или в деревянную бадью, одну на всех арестантов. Впрочем, далеко не вес были такими разборчивыми, многие обходились без таких тонкостей, поэтому в камере воняло, как из открытой выгребной ямы. К запаху испражнений добавлялась вонь от немытых тел, и в переполненном помещении было совершенно невозможно дышать.

Некоторые узники сидели на полу, уткнувшись подбородками в колени, чтобы занимать поменьше места, другие стояли, прислонившись к стене. В середине комнаты, не обращая внимания на окружающих, совокуплялась какая-то парочка под пристальным наблюдением замызганного, глазастого малыша. По-видимому, они занимались этим не столько ради удовольствия, сколько от скуки.

Бенджамин был поражен в самое сердце, поражен тем, что в эту клоаку насильно помещали и невинных, и преступников, тем, что дети становились очевидцами самых гнусных и омерзительных проявлений человеческой натуры, тем, что его жена оказалась в том самом месте, где когда-то страдала, мучилась и погибла Алиса Кэсслоу.

Не отказав себе в удовольствии пнуть ногой содрогающихся любовников, Бенджамин проложил себе путь к тому месту, где, не замечая его, спиной к нему сидела на полу Дженна. Услышав его шаги, она обернулась, и ее лицо осветилось легкой улыбкой, при виде которой он едва не заплакал.

– Ты пришел, – сказала Дженна. – Я знала, что ты придешь.

Он привлек ее к себе и несколько минут молчал, не выпуская из объятий. В конце концов, Дженне пришлось первой отодвинуться от него.

– Бенджамин, я знаю, что никогда не выйду отсюда. Моя жизнь кончена. Обещай, что о нашем сыне будет кому позаботиться, – нетерпеливо произнесла она.

Ее просьба наполнила его ужасом, потому что она облекла в слова мысль, которую он старательно гнал от себя все это время.

– Об этом не может быть и речи, – почти сердито ответил Бенджамин. – Ты вернешься домой и сама будешь заботиться о своем ребенке. Тебя оправдают, я знаю.

Дженна безнадежно улыбнулась и вдруг спросила.

– Ты принес какой-нибудь еды? Я ничего не ела с тех пор, как попала сюда.

Кляня себя за бестолковость, Бенджамин поспешно достал приготовленную для него в трактире корзинку. Там был жареный цыпленок, каравай хлеба, сыр, яблоки, пирожки, а также несколько кувшинчиков с элем. Дженна сделала большой глоток, и Бенджамин увидел, что крепкая жидкость оказала на нее свое действие. Ее кожа порозовела, глаза заблестели, улыбка стала ярче.

– Мне уже лучше, – признала Дженна.

Глядя на нее, Бенджамин уже не удивлялся тому, что те из пленников, кому это было по карману, предпочитали проводить дни в беспробудном пьянстве.

– Достаточно хорошо, чтобы я мог уйти?

Дженна сразу сникла.

– Ты возвращаешься домой?

– Нет, – покачал головой Бенджамин. – Я собираюсь повидаться с хозяином Глинда. Нужно что-то предпринять, чтобы тебе помочь.

– Но я уверена, что он и есть отец ребенка Деборы, того ребенка, что погиб в огне. Уж, наверное, он пожелает увидеть меня на виселице?

– Только в том случае, если верит, что это ты устроила пожар. Он чувствительный, добросердечный человек?

Дженна сделала еще один глоток, потом ответила:

– Он – веселый распутник, но при этом далеко не дурак. Думаю, он тебе понравится.

– Мне понравится сам дьявол, если только он сможет тебе помочь, – ответил Бенджамин и тут же, осознав, что именно он сказал, смертельно побледнел.