Изгнание - Дина Лампитт (1995)

Но, в конце концов, выяснилось, что направление, выбранное ими от Оксфорда, было совершенно правильным. Вскоре они увидели мельницу, а рядом с ней – узкую дорогу, уходящую вправо, по которой они и поехали. Эта дорога должна была привести их к узкой лесной тропинке. Чтобы выйти к хижине цыганки, им надо было спешиться и пройти пешком почти полмили по этой тропе. Они осторожно продвигались по лесу, низко наклоняясь, чтобы не задевать ветки деревьев, когда услышали слабый свист, подсказавший им, что они выбрали правильный путь. День был теплый и солнечный, цыганка сидела возле дома на деревянной скамье и насвистывала какую-то простую мелодию.

В этой согнутой фигуре было что-то, что заставило Николь встревожиться. Пол этого сидящего на солнце и игравшего на примитивном духовом инструменте существа было невозможно определить. Многочисленные длинные юбки и бесформенная рубашка мешали рассмотреть, мужчина это или женщина. Николь тут же поймала на себе взгляд проницательных глаз, устремленных на нее с грубого смуглого лица, которое скорее можно было назвать мужским, нежели женским. В этот момент человек накинул капюшон, оставив для изучения очень незначительную часть лица.

– Добрый день, – вежливо окликнула цыганку Джекобина, – мы пришли из Оксфорда и хотим узнать свое будущее. Ты поможешь нам в этом, добрая женщина?

Странный голос – полушепот, полукудахтанье, – произнес:

– Позолоти ручку, госпожа. Позолоти мне ручку, и я расскажу тебе всю правду.

«Это точно мужчина, – с уверенностью подумала Николь, – но зачем, черт возьми, ему нужен этот маскарад?»

Уже явно обеспокоенная, она произнесла:

– Я побуду на улице, Джекобина. Мне совсем не обязательно слушать то, что касается тебя. Но если я понадоблюсь, буду рядом.

Она заметила, как сверкнули черные глаза, но гадалка ничего не сказала.

– Хорошо, – ответила подруга, и Николь, по тому, как непроизвольно дернулся ее подбородок, поняла, что она тоже изрядно нервничает.

Ступая нарочито твердо, чтобы скрыть свой страх, Джекобина зашла в хижину вслед за цыганкой.

Присев на бревно у края поляны, Николь закрыла глаза, отдаваясь прелести весеннего дня. Тепло сияющего высоко в небе солнца укрыло ее подобно уютному одеялу, пение птиц и писк новорожденных птенцов, которыми был наполнен лес, действовали на нее успокаивающе, а нежный запах цветов и каких-то трав, посаженных в крошечном, но тщательно ухоженном садике в тени дома, кружили голову. Сама того не желая, Николь задремала.

Она не успела сообразить, что происходит, как к ней пришел СОН, испугав своей четкостью и неожиданностью. Она опять находилась в комнате, где лежало тело. Внимательно вглядевшись в лицо, она впервые поняла, что это лицо очень похоже на ее собственное. До этого момента Николь не приходило в голову узнать, кто это лежит, но теперь, вглядевшись в такие знакомые черты, она содрогнулась от страшной догадки: это она. Пока ее освобожденная душа блуждает где-то в другом столетии, ее тело вот уже несколько месяцев лежит на больничной койке.

Ей сделалось ужасно грустно, она наклонилась и дотронулась до руки женщины, затем обвила ее тонкие пальцы своими. Они были не теплы, не холодны. У нее возникло странное чувство: она держала своей собственной рукой свою собственную руку. Тело женщины слегка шевельнулось, как если бы она почувствовала, что ее душа где-то совсем рядом.

– О, Господи! – от ужаса почти завизжала Николь. – Помоги ей, пожалуйста! Помоги нам обеим!

Она тут же проснулась и обнаружила, что Джекобина вместе с цыганкой вышли из хижины и смотрят на нее.

– Что с тобой? – закричала подруга, бросаясь к ней. – Ты что, уснула?

– Да, да. Извините меня, я немного задремала.

– Тогда заходите в дом, миледи, – произнес странный шипящий голос, – вы расскажете нам сон, а мы постараемся разгадать его.