Изгнание - Дина Лампитт (1995)

Они выехали из Оксфорда утром семнадцатого апреля, небольшая процессия, состоящая из нескольких карет, повозок и всадников. Король, принц Уэльский и герцог Йоркский отправились провожать королеву, Карл сел в карету со своей женой, так что они могли попрощаться там с глазу на глаз. Но в Абингдоне, откуда король должен был отправиться назад, и им нужно было окончательно расстаться, Генриетта-Мария не сдержалась. У нее началась истерика, она громко плакала, говорила, что умрет, что она больше никогда не увидит своего мужа, и, в конце концов, она обессиленно упала на руки Карла, всхлипывая и дрожа всем телом. Доктору пришлось чуть ли не силой увести эту маленькую дрожащую женщину в ее карету, где он дал ей успокоительное лекарство.

Король и два его спутника медленно удалились, похожие на скорбное трио из какой-то исторической трагедии. Зная, что королева абсолютно права, что она действительно в последний раз видела своего дорогого Карла, Николь молча смотрела на эту сцену, не замечая, что по ее щекам тоже градом катятся слезы.

– Что с тобой, моя маленькая ведьмочка? – прошептал Джоселин, наблюдавший за женой. – Уж не предчувствуешь ли ты самое худшее?

Она кивнула:

– Да. Я уверена, что король и королева больше никогда не увидят друг друга.

Джоселин сделался мрачным и серьезным:

– Если это действительно так, то мы все в большой опасности, и я должен как можно скорее переправить тебя в безопасное место.

– А что же будешь делать ты сам?

– Как только я оправлюсь настолько, что смогу держать в руках оружие, я вернусь к королю, чтобы защищать его. Я тебе уже говорил раньше, я согласен далеко не со всем, что он делает, но я дал ему клятву верности.

Их лошади тихо шли рядом, и Николь положила руку на запястье мужа.

– Куда бы ты ни направился, я все время буду следовать за тобой, – произнесла она.

Глаза Джоселина сверкнули золотом в свете утреннего солнца, он внимательно посмотрел на нее:

– Значит ли это, что ты меня любишь?

– О, да, – твердо ответила она, – недавно я поняла, насколько глубоко мое чувство.

Он, слава Богу, не спросил ее, когда и почему она это поняла, хотя она вспыхнула и отвернулась, вспомнив, что не смогла устоять перед настойчивостью и страстью принца.

– И все-таки меня не покидает предчувствие – в один прекрасный день ты уйдешь от меня.

– Я уйду от тебя, только если какие-нибудь высшие силы заставят меня это сделать.

Озорное лицо Джоселина просияло, можно было с уверенностью сказать, что он начал выздоравливать:

– Да? Когда я вновь обрету свою прежнюю силу, как насчет того, чтобы родить мне ребенка?

Николь улыбнулась:

– Я никогда не хотела иметь детей, но что касается тебя…

Муж посмотрел на нее с нескрываемым удивлением:

– Но ты же родила Миранду!

– Ах, да, – спохватилась Николь, – конечно, это сделала я, но сейчас я подумала о твоем ребенке…

– А, понятно, – ответил он, но в глубине его глаз она увидела огонек непонимания и недоверия.

* * *

Королева пришла в себя только через тридцать миль, и к тому времени, как они достигли деревушки под названием Вуттон Бассет, она чувствовала себя вполне сносно. Однако Генри Джермин, показав себя истинным джентльменом, настоял на том, что им необходимо добраться до Бата, так как для больной женщины будет гораздо безопаснее, если она проведет ночь в городе. На следующий день он продолжал командовать их передвижением, и опять они двигались на юг без остановки, пока не оказались под надежной защитой города Шафтсбери. Все действия Джермина были суровыми и безжалостными. Когда королева попросила его хоть о короткой остановке, он твердо ответил, что в его руках находятся две жизни, за которые он несет ответственность: жизнь ее величества и ее будущего ребенка.