Опрометчивый поступок - Джудит Айвори (2002)

– В посольство? Я туда захаживаю регулярно.

Лидия перестала прилаживать стрелу и бросила на него неодобрительный взгляд. В нем читалось: ну вот, опять из него слова не вытянешь!

– Железные дороги, – сказал Сэм. – Я имел с ними дело.

Дороги и скот. Как ни странно, это удачное сочетание помогает продвинуться.

– До дипломата?

– Я пошел добровольцем на испано-американскую войну. Начал в кавалерии, а закончил переводчиком на мирных переговорах.

– Переводчиком?!

– В любовницах у отца были сплошь мексиканки. Это помогло мне в совершенстве изучить испанский. Хочешь верь – хочешь не верь, но от меня не ускользнет ни один нюанс. Во втором туре я уже сидел за столом переговоров. До тех пор Америка вела только внутренние войны, откуда ей было набраться опыта? Я знал язык, знал мексиканцев и, как оказалось, умел примирить стороны. Это не так уж трудно, в конце концов, все дела только так и делаются. Потом пришлось поездить: в Гавану, Манилу, Мадрид и Париж. Тогда я уже работал в госдепартаменте. – Сэм хмыкнул и покачал головой, словно заново удивляясь своей головокружительной карьере. – С тех пор я на хорошем счету у президента Мак-Кинли, вот он и подумал, что я смогу принести пользу на переговорах о Панамском канале. Если разобраться, все сводится к тому же – учесть интересы обеих сторон. Это и привело меня в Англию.

Опять «в яблочко». Сэм почувствовал, что не может оторвать взгляд от мишени. Похоже, у него нет шансов.

– Двадцать пять очков, – сказала Лидия и посмотрела на него испытующе. – Тогда зачем ты меня дурачил? Зачем строил из себя простого ковбоя, который только и умеет, что объезжать стада?

– Потому что я умею объезжать стада. Я делал это раньше и когда-нибудь к этому вернусь. Охотно.

Сэм подумал, что прошлого не вернуть. Не войти второй раз в одну и ту же реку, не получить привычного удовольствия от того, что когда-то радовало больше всего на свете. Пока Лидия посылала в мишень стрелу за стрелой, попадая в худшем случае в синее (она и в самом деле могла смело исключить не только белое, но и черное), он рассказывал про метельную зиму 1885-го и засушливое лето 1886-го.

Трава тогда выгорела, и реки почти все пересохли, превратившись в каменистые овраги, дымившиеся пылью. А потом снова наступила зима, еще более метельная и студеная.

– Худшей еще не случалось…

Лидди стояла, уперев кончик лука в землю у ног. Сейчас, когда ее первый тур был закончен, она сосредоточилась на рассказе Сэма. Она смотрела ему в лицо, чуть закинув голову в соломенной шляпке с пучком перебираемых ветром перьев, и ему хотелось говорить и говорить до скончания века, чтобы быть единственным объектом интереса Лидди и вглядываться в ее внимательное, прелестное лицо.

– Ну что же ты, продолжай! – поощрила она, когда он помедлил.

– Это разбило отцу сердце. Я приехал помочь, чем мог. Скот тонул в сугробах, задыхался в буране, проваливался в расселины, до краев занесенные снегом, сбивался в кучки в руслах высохших рек. В конце концов часть животных померзла, часть погибла от голода прежде, чем их удалось отыскать. Когда оттепель растопила снег, открылись овраги, полные мертвого скота. Отец потерял девяносто процентов своих стад, и вскоре просто… угас. Получив ранчо, я первым делом занялся тем, на что никак не мог получить его согласие, – огородил пастбища, чтобы уже не опасаться за судьбу своего небольшого стада, я намеренно не стал его увеличивать и начал сам выращивать корма: люцерну, сорго, траву на сено. Отец сказал бы, что я «измельчал», но это был единственный способ поправить дело. Ранчо принадлежит мне по-прежнему, я оставил там управляющего. Надо сказать, мне неплохо удается сводить концы с концами.

Сэм умолк и впал в задумчивость, но не настолько, чтобы не ощущать на себе взгляд Лидди, где любопытство смешалось с сочувствием.

– Вот как… – протянула она. – Ты давно там не был?