Перст судьбы - Елизавета Дворецкая (2012)

— Теперь ты за все заплатишь! — в ярости кричал он, размахивая топором. — За все наши обиды и бесчестья! Я убью тебя и твоих сыновей! От вас не останется никого!

— Ты, жалкий раб руотсов и вене! — отвечал ему Каури. — Ты всегда был подлецом и трусом, слабым раззявой, и без них ты никогда бы не посмел и взглянуть в мою сторону! Но не радуйся — тебе это не принесет чести!

— Я брошу тебя в лесу, чтобы лисы обгрызли твои кости!

Оба войска уже сошлись. Увязая в снегу, поскальзываясь, неловкие в тяжелых кожухах, противники били друг друга топорами и копьями, но много ударов уходило впустую. Раздавались натужные восклицания, крики боли и ярости. На снегу заалела кровь, кто-то катался, с воем зажимая живот, попадаясь под ноги дерущимся; люди спотыкались друг об друга, падали, даже не будучи ранеными, и многие не успевали подняться. Хирдманы Хрёрека, хоть их было меньше других, показали себя лучше всех, поскольку имели наиболее прочный боевой опыт; Стейн с варягами Вестмара почти не отставал от них. Люди Каури скоро дрогнули; уцелевшие отступили к избам и попытались запереться в строениях, но им это не удалось: нападающие ворвались туда вместе с ними. Несколько дверей, успевших закрыться, вырубили и вынесли. Началась резня. На глазах у Вахто убили его младшего сына Нокку, который даже не успел увидеть гордую невесту, за которой шел; раненый, забрызганный кровью и грязью из кишок Каури, озверевший Вахто вопил, призывая не щадить никого. Преследуя врага, варяги, словены и чудины кидались на все, что шевелилось внутри изб, и в темноте было некогда разбирать, кто это: мужчина с оружием в руках или женщина, прячущаяся с ребенком в углу. Вестмар своих людей в избы не пустил, опасаясь, что в сумятице те перебьют союзников: «своих» чудинов от чужих они не отличали. Хрёрек этого не боялся.

Вскоре битва закончилась — сражаться стало некому. Зато и спросить, посылал Каури людей к ладожанам или не посылал, было больше не у кого. Истоптанный снег перед избами, все строения были залиты кровью и завалены телами, то неподвижными, то слабо шевелящимися. Возбужденные, еще не остывшие победители перевязывали раны, добивали противников, искали своих, наскоро обменивались впечатлениями. Стейн собирал своих людей, пытаясь понять, велики ли их потери. Он наткнулся на Вестмара: дядя о чем-то горячо спорил с Хрёреком, который явно хотел быстрее отделаться от него. Стейн задержался: ему редко случалось видеть своего родича таким возбужденным и разгневанным.

— Они перебили всех — женщин, детей и подростков! — не помня себя от негодования, кричал обычно сдержанный и доброжелательный Вестмар Лис, который в поисках племянника успел обойти несколько изб и увидел, что там творится внутри. — Ты, конунг, был здесь и мог бы присмотреть за ними! Почему ты не удержал этих дикарей? Почему ты не приказал твоим людям удержать их? Они же не оставили никого!

— Вахто жаждал крови, его было трудно остановить. А к тому же мы должны раз и навсегда показать местным жителям, что нам лучше не противиться.

— Можно было оставить хотя бы женщин и детей!

— Непокорные роды должны прекратить свое существование.

— Но я не понимаю, зачем уничтожать товар! Ведь всех пленных можно было продать! Ты понимаешь, что ты своими руками побросал в болото марок тридцать серебра, а то и больше! Харальд Боевой Зуб, может, и мог себе позволить, но мы для этого еще недостаточно богаты! А если мы продадим женщин, то этот род все равно перестанет существовать.

— Не скажи. — Возле них остановился Велем, со снятым шлемом в руке. — В рабстве иным из них лучше, чем дома, сытнее и теплее.

— Я сюда пришел не для того, чтобы кого-то наказывать, — сердито продолжал Вестмар. — Имейте в виду: если вы и дальше собираетесь оставлять позади себя одни трупы, то мне с вами не по пути! Мне не нужна слава грозного опустошителя земель, я не конунг! Мне нужен товар и простое звонкое серебро!