Перст судьбы - Елизавета Дворецкая (2012)

Род Кульво был из тех, кто охотно перенимал у словен приемы земледелия и каждый год засевал выжженный участок леса. Пахать чудины еще не умели, но валили лес, сжигали, засевали золу ячменем или овсом, волокли по полю борону-суковатку, а потом жали серпами и перетирали жито в зернотерке. Выращивали они также лен и сами делали льняные ткани для одежды. Урожайность подсечных полей выше, чем переложных, которыми пользовались словены, но каждый год участок надо менять. Этой зимой, как и положено, мужчины из Юрканне выбрали новое место для будущего пала и принялись рубить, чтобы до весны дерево подсохло. И вот однажды, когда четверо мужчин — сам Пето, Лохи и его сыновья Ярки и Сампи — в ранних зимних сумерках возвращались с вырубки домой, на Сампи, шедшего последним, набросился медведь. Никто не успел даже опомниться, как косматая туша прыгнула на спину парню, оглушила ударом могучей лапы по голове и впилась зубами в затылок. Череп Сампи только хрустнул под клыками чудовища, будто недозрелый орех. Лохи опомнился первым и бросился на выручку сыну. Пето и Ярки тоже взялись за топоры и напали на медведя. Нанеся ему несколько ран, зверя отогнали от тела, но и все трое, не успевшие скинуть лыжи и оттого неловкие, тоже были ранены. Однако Сампи уже ничем нельзя было помочь. Ошалев от неожиданности и горя, трое оставшихся связали из жердей некое подобие волокуши и поспешили домой с телом, где их ждала молодая жена Сампи, родившая первенца едва месяц назад…

Как выяснилось утром, медведь устроил себе берлогу неподалеку от вырубки, и стук топоров потревожил зверя. Как ее не нашли, когда выбирали участок — никто не понимал. Возможно, медведя согнали где-то в другом месте и он переменил лежку уже после того, как Лохи выбрал место будущей порубки. Так или иначе, но шум работы выгнал медведя из берлоги. Судя по следам, он вчера довольно долго лежал в снегу в нескольких шагах от проложенной рубщиками лыжни, притаившись за грудой валежника и дожидаясь их возвращения.

Смертью Сампи дело не кончилось. Не прошло и двух дней, как медведь явился прямо в Юрканне. Выломав ночью дверь хлева и зашибив трех собак, он загрыз телку и утащил ее к опушке леса, где и принялся пожирать. Обычно медведи, убив свою добычу, заваливают ее ветками и оставляют на несколько дней, чтобы протухла, но зимние голодные шатуны не имеют времени на выжидание. Сожрав часть туши, медведь уволок остатки еще дальше в лес.

Через несколько дней он пришел опять. Суксу-эмаг в утренних сумерках шла к коровам, когда черное во тьме чудовище бросилось на нее из-за угла хлева, дверь в который починили и укрепили бревнами. Старую женщину спасло чудо, а вернее, последняя уцелевшая собака — та кинулась наперерез зверю, и он успел лишь ободрать подол хозяйки и слегка царапнуть по бедру. На расправу с собакой чудищу понадобилось лишь несколько мгновений, но Суксу-эмаг успела метнуться назад к дому и захлопнуть дверь. Когда мужчины с рогатинами выбежали наружу, медведь уже удирал к лесу, унося последнюю собаку.

Нужно было что-то делать — это становилось более чем очевидно. Согнанный с лежки шатун назад уже не заляжет, а в зимнем лесу ему нечего найти, кроме мясной пищи. Глубокий снег не позволяет ему преследовать оленей или лосей, и он будет ходить туда, где его всегда ждет добыча, — в Юрканне. Будет ходить, пока не сожрет всех — людей и животных.