Роковое сходство - Патриция Гэфни

Броуди неторопливо перевел взгляд на молчавшего до сих пор О’Данна. Ему и раньше не раз приходило в голову спросить себя, уж не влюблен ли О’Данн в Анну. Он, конечно, всячески ее опекал, но Броуди никак не мог решить, чем продиктована эта преданность – любовью или бескорыстной дружбой. Он вдруг понял, что надеется на последнее, а потом подумал: да не все ли ему равно? Какая разница? Ровным счетом никакой.

Все дело было в том, что миссис Бальфур (похоже, ему придется и дальше звать ее так; для нее это чертовски много значило) пережила сильнейшее потрясение. Он на собственном и очень личном опыте убедился, что она находится в крайне уязвимом положении, и ему до смерти не хотелось, чтобы, воспользовавшись благоприятным моментом, – пусть даже такой порядочный и «правильный» тип, как этот адвокат, – подцепил ее, не дав ей времени опомниться и прийти в себя.

Проглотив еще один кусок свинины, Броуди окинул взглядом стол в поисках чего-то, чем бы ее запить.

– А нет ли здесь чего-нибудь выпить, кроме этого клопомора? – спросил он, встряхнув дольку лимона в чашечке с водой, стоявшей перед его прибором.

К его вящему изумлению, у О’Данна вырвался смешок. Справившись с собой, адвокат вопросительно взглянул через стол на Анну.

– Это чаша для ополаскивания пальцев, – деловито сообщила Анна. – Из нее не полагается пить, в нее нужно обмакивать кончики пальцев после еды.

Она нахмурилась, повернувшись к О’Данну, который продолжал тихонько посмеиваться.

– Это простительная ошибка, Эйдин, и нет нужды над ней смеяться. Кстати говоря, у французов принято полоскать рот этой водой, хотя ни один англичанин, разумеется, никогда так не поступит.

Адвокат мгновенно обрел обычную серьезность.

– Мы с мистером О’Данном, – продолжала Анна, отвечая на вопрос Броуди, – подумали, что, возможно, будет лучше, если вы… то есть, если все мы… ну, словом, на ближайшие несколько недель нам всем следует воздержаться от употребления вина и крепких напитков.

Мысленно отпустив грубое словцо, Броуди оставил в покое проклятую «чашу для ополаскивания». Стыд и гнев, подобно змеям, переплелись тугим клубком у него в груди, не давая дышать.

– Понятно, – процедил он безо всякого выражения. – Боитесь, что я озверею, если не лишить меня ежедневной порции рома, верно? Очень предусмотрительно.

Наступило тяжелое молчание. Анна позвонила в колокольчик, лежавший на столе рядом с ее тарелкой. Когда вошла горничная, она попросила, старательно выговаривая слова на своем школьном итальянском, принести воды для питья и фужеры. Девушка отправилась исполнять поручение.

Вновь наступившее молчание показалось Анне гнетущим. Она из вежливости попыталась завести разговор.

– А на что похожи трапезы для команды на борту корабля, мистер Броуди?

Он наградил ее холодным взглядом.

– Они совсем не похожи на здешние.

– Я этого и не предполагала. Но не могли бы вы рассказать поподробнее?

Броуди откинулся на спинку стула. Ладно, он расскажет поподробнее, раз уж она об этом просит.

– Ну что ж, мэм, на парусном судне главная трапеза происходит в два часа дня. Все матросы, кроме тех, что несут вахту, собираются вокруг большого медного котла в кубрике. Когда старшина-рулевой дает отмашку, все бросаются к котлу с ножами и ложками. Каждый старается урвать кусок пожирнее.

Она что-то вежливо промычала, вероятно сожалея, что задала вопрос.