Анжелика и её любовь - Анна Голон, Серж Голон

— Все хорошо!.. Еще немного терпения — и конец.

— Конец?

— Да, конец бури!

Анжелика подняла глаза и попыталась всмотреться в бушующую тьму. Впереди, высоко над ними, появилось нечто странное, похожее на громадную белоснежную гирлянду — она росла на глазах, удлинялась, словно там, наверху, шло какое-то безудержное сатанинское цветение. Вот уже белая лента растянулась по всему небу. Анжелика в ужасе вскочила.

— Смотрите, смотрите! — закричала она.

Жоффрей де Пейрак видел все. Он знал, что повисшая в воздухе зубчатая белая полоса есть не что иное, как пенный гребень чудовищной волны, которая сейчас на них обрушится.

— Последняя, — тихо сказал он.

Он напряг все мышцы и, стремясь опередить несущийся навстречу водяной вал, переложил руль до отказа налево и закрепил его, повернув судно к волне бортом.

— Все на левый борт! — кричал в рупор Язон.

Жоффрей де Пейрак быстро шагнул назад. Одной рукой он прижал к себе Анжелику, другой ухватился за бизань-мачту.

Гигантская гора рухнула на них. Легший на правый борт «Голдсборо» понесло с бешеной скоростью, словно он был всего лишь легонькой деревянной пробкой; затем он перевалил через косматый гребень и, мигом повернувшись на другой бок — точь-в-точь как переворачиваемые песочные часы — устремился вниз, в черную бездну.

Анжелике казалось, что заливающим их потокам воды не будет конца.

Она ясно осознавала только одно — что ее обнимает железная мужская рука, его рука! Она хотела глотнуть воздуха и хлебнула горько-соленой морской воды. Ей казалось, что они уже на дне и отныне всегда будут вместе, соединенные навеки. И на ее истомившееся сердце и усталое тело снизошел блаженный покой: «Самое великое счастье.., вот оно.., наконец».

Она не лишилась чувств, но от резких ударов волн и Удушья словно бы отупела и все никак не могла поверить, что море больше не швыряет ее, как крошечную гальку в полосе прибоя, а ветер стих.

Затишье, правда, было весьма относительным — корабль продолжало сильно качать. Но по сравнению с тем, что ему довелось испытать только что, это воспринималось, как невинное колыхание.

В каюте Рескатора было на удивление тихо и покойно. Анжелика в своей промокшей одежде сидела на диване и не могла вспомнить, как она здесь очутилась.

«Надо встать и спуститься на нижнюю палубу, — подумала она. — Плотники.., удалось ли им прийти вовремя и отвести беду?.. Ах да, конечно — ведь „Голдсборо“ не потонул».

Вдруг она заметила, что перед ней стоит обнаженный до пояса мужчина. Он энергично растирал себя полотенцем, то и дело нетерпеливо встряхивал густыми волосами, так что летели брызги.

Ступни и икры у него тоже было голые, а из одежды оставались одни только облегающие кожаные штаны до колен, подчеркивающие, насколько он высок и узок в бедрах.

При свете большой лампы — Анжелика и не заметила, как он ее зажег, — были отчетливо видны странные линии на его теле. Казалось, что это не плоть, а тоже необычайно прочная дубленая кожа, ибо гармоничный рельеф мускулов был хаотически изрезан: шрамы, рубцы, глубокие борозды.

— Ну что, сударыня, вы уже немного пришли в себя? — спросил голос Жоффрея де Пейрака.

Он кончил растирать себе плечи, потом, отбросив полотенце, подошел к Анжелике и, подбоченившись, посмотрел на нее. Никогда еще он не был так, похож на опасного, грозного пирата: голые ноги, смуглое тело, насмешливые глаза, глядящие из-под упавших на лоб густых черных кудрей. Черный атласный платок, который он носил под шляпой, наконец-то был снят, и Анжелика мгновенно узнала прежнюю, так хорошо знакомую ей шевелюру графа де Пейрака, хотя теперь его волосы были уже не так пышны и подстрижены короче.

— А.., это вы? — спросила она машинально.