Анжелика в Новом Свете - Анна Голон, Серж Голон

В конце концов они просто постарались забыть обо всем. Они заставили замолчать свой детский разум, а наступивший день совсем успокоил их.

Став впоследствии отцом д'Оржевалем, бывший однокашник графа де Ломени достиг ныне немалых высот на своем поприще. В полном расцвете сил, в размеренности и спокойствии своей священнической жизни, в равновесии умерщвляющего плоть существования, в равнодушии тела, которое по мере умерщвления плоти стало нечувствительным к холоду, к голоду, к пыткам, — разве не посмеялся бы он теперь над этими воспоминаниями, над этими туманными снами своего детства?

Дважды, трижды за эту ночь де Ломени-Шамбор выходил из своего тошнотворного сна, отирал холодный пот, который выступал на его лице. Он слушал ночь Вапассу и успокаивался. Потом снова погружался в беспокойное оцепенение и видел демона с лицом ночной обольстительницы, какой он представил ее себе со слов друга, — с черными змеями, извивающимися в ее локонах, и с огнем, вырывающимся из-под полуприкрытых век.

Она мчалась верхом на единороге и опустошала занесенную снегом Акадию. К утру он заметил, что видение приняло иной облик: у женщины были золотые волосы и глаза цвета изумруда…

С тех пор как после пятнадцати лет послушничества отец д'Оржеваль вышел за монастырские стены и стал священником, ему никогда не изменяла его прозорливость. Прозорливость в отношении душ, событий, явлений. Вплоть до пророчеств, предостережений против чего-то, что, казалось, пока не вызывает никакой тревоги; он бросал их как бы мимоходом, а некоторое время спустя его слова сбывались, все это видели, сбывались с невероятной точностью…

После всех исповедей; которые он имел счастье доверить этому великому иезуиту, мальтийский рыцарь всегда выходил просветленным, лучше познавшим самого себя, более уверенным в своем пути. И он понимал, что в исповедальне отца д'Оржеваля, там, в маленькой, холодной часовенке прежней миссии на реке Сен-Шарль, куда он заглядывал, когда ходил в Квебек, они сражались друг с другом, часами сражались.

Ничто не давало ему повода сомневаться в отце д'Оржевале и теперь.

Но Ломени и сам был человеком мудрым, наблюдательным, и у него был богатый опыт, приобретенный им за годы жизни в колониях. Он не один раз воочию наблюдал, какое невероятное терпение, выдержку и лукавство тоже проявляли иногда некоторые женщины.

После долгих и мучительных размышлений он решил быть более осмотрительным, более суровым и, посоветовавшись с бароном д'Арребу, попытаться раскрыть в Анжелике дьявольскую сущность… если она в ней есть.

Глава 10

Снова на Вапассу словно опустилась долгая ночь. Ночь, которая продлилась шесть дней. Снег и ветер объединили усилия, чтобы задушить форт в своих вихрях, и даже тонюсенький луч света не мог пробиться через залепленные снегом, ставшие совсем непроницаемыми окна. Открыть дверь — даже от этого пришлось на несколько дней отказаться. Ветер загонял обратно в трубы каминов клубы дыма, и люди задыхались без свежего воздуха. Однако форт стоял неколебимо — Вапассу оказался надежным убежищем, несмотря на то, что резкие порывы ветра то и дело заставляли трещать его крышу. Дубовые стропила с ровно обтесанными боками словно приросли одно к другому и не предали хозяев Вапассу.

Все теснились в тепле дома, жались друг к другу. И вот как раз во время этой долгой ночи одну из лошадей, вороного жеребца, утащили волки.

И тогда граф де Пейрак принял решение прирезать Волли. Конюшню и сарай разрушила непогода, и лошадь негде было держать, нечем было кормить, да и люди находились на грани голода.

Жоффрей де Пейрак не мог простить себе, что в надежде на несбыточное чудо не сразу решился на этот шаг. Уж он-то знал, что их запасы мяса подходят к концу и, даже если бы они смогли целыми днями охотиться, все равно мало вероятно, что они сумели бы прокормить всех. И теперь потеря жеребца делала угрозу голода еще ощутимее.