Любовь бродяги - Эми Фетцер (1998)

«Это моя самая большая глупость», — подумала она, глядя, как он приближается к самолету. Но не бросать же его здесь одного. Он и правда был похож на маленького заблудившегося мальчика. И право, было жалко смотреть на его несчастное, потерянное выражение лица.

Рэмзи подошел ближе; он придирчиво осмотрел фюзеляж, постучал по корпусу и крыльям, как доктор выстукивает грудь больного, и, скептически покачав головой, не спеша поднялся по ступенькам трапа.

— Побыстрее, пожалуйста, — торопила Пенни.

Но он, с той же неторопливой обстоятельностью в движениях, остановился в дверях и внимательно осмотрел резиновую прокладку герметичного люка. И Пенелопа не выдержала. Сердито нахмурившись, она резко схватила его за руку и втащила в салон. Помощник пилота тут же, повинуясь ее хмурому взгляду, захлопнул дверь. А она, подведя Рэмзи к высокому креслу, указала ему его место и, щелкнув тумблером переговорного устройства, все еще недовольным голосом произнесла:

— Все в порядке, Дэниэл. Можем взлетать.

— Хорошо. Я понял.

— Спасибо.

— Не за что. Это наша работа.

Двигатели заревели громче, и самолет двинулся по взлетной полосе. Пенни с интересом наблюдала за Рэмзи. Он с каким-то восторженным любопытством оглядывался по сторонам. Одной рукой ласково поглаживая велюровую поверхность кресла, другой осторожно подергивал маленький, привинченный к полу столик, словно испытывая его на прочность. Причем на лице его застыло такое забавное выражение восторга и удивления, что Пенелопа едва не засмеялась. Ну просто маленький очаровательный мальчик, впервые увидевший самолет.

— Садись в кресло, — пригласила она его, мягко тронув за плечо. И когда он сел, словно заботливая мама, внимательно осмотрев кресло, застегнула ремень безопасности.

«Превыше всего им, верно, нравятся ремешки», — подумал Рэмзи, глядя на нее, но усилившийся рев двигателей привлек его внимание к иллюминатору.

Мир за окном, воя и подпрыгивая, все быстрее убегал назад, скрываясь за огромным металлическим крылом гигантской серебряной птицы, в брюхе которой сидел О'Киф. Казалось, еще немного, и земля, не выдержав напряжения этого стремительного панического бегства, дрогнет и разлетится вдребезги на множество маленьких корявых осколков. И тогда и он, и сидящие рядом с ним люди провалятся в кипящую под ней огненную преисподнюю. Рэмзи стало не по себе.

— Что это за странная железная утка? — спросил он, чтобы немного отвлечься.

— Это реактивный самолет, — ответила Пенни. — Мы зовем его «Лир».

Рэмзи кивнул с самым невозмутимым видом. Хотя, честно говоря, мало что понял из этих загадочных пояснений.

— Он так же ездит по земле, как твоя скороходная мыльница? — задал он следующий вопрос. Пенни с недоумением посмотрела на него.

— Нет, — сказала она, пожав плечами. — Он летает.

— Что? — О'Киф едва не поперхнулся от удивления, у него перехватило дыхание и защекотало в носу. — Уж не врешь ли ты? Летают птицы, шары летают, но железу летать нельзя.

Он взглянул в иллюминатор. Бежавшая под колесами земля дрогнула и стала медленно проваливаться в какую-то неведомую пустоту.

— Боже праведный! — пробормотал оторопевший О'Киф, с силой вцепившись в металлическую оправу иллю» минатора. — Мы покидаем землю!

Он прижался лицом к толстому стеклу и с ужасом следил за тем, как падают вниз, уменьшаясь, тонкие взлохмаченные пальмы, голубые озера, окаймленные светлой лазурью золотые широкие пляжи. Горизонт раздвинулся и стал нестерпимо ярким. И, словно вырезанные тонким резцом на старинной бытовой гравюре, поплыли внизу маленькие домики, темные купы деревьев, светлые, четко очерченные поля. Рэмзи не мог оторвать взгляда от плывущего под ним фантастического пейзажа. Он чувствовал прикосновения к своему плечу, слышал голоса, окликавшие его по имени, но раскинувшаяся перед ним картина будто поглотила всю его волю, приковала его к своему жуткому и прекрасному простору.