Весенняя коллекция - Джудит Крэнц (1996)

Что касается Мод, то ей было здесь гораздо лучше, чем среди закулисной истерии. Прошлой ночью она набрала там достаточно материала, большую часть которого все равно не могла использовать. Ну сколько можно описывать отлично отлаженную суматоху, нервничающих манекенщиц и бесстрастных костюмерш, то, как мгновенно переодеваются девушки, безжалостно швыряя на пол великолепные, но уже использованные наряды, оставив за дверями такое старомодное чувство, как стыдливость?! Сколько можно описывать невозмутимых парикмахеров, склоняющихся над девушками со щипцами и расческами, или гримеров в пластиковых поясах, к которым прикреплены их кисточки и краски?! Пробыв там несколько минут, перестаешь обращать внимание на все, кроме красоты девочек, а ее Майк запечатлел вчера вечером.

— Послушайте, — сказала вдруг Фрэнки, — мы что, решили прийти туда последними? Мы так и будем сидеть здесь? Эй, постойте! Вы что, оставили меня расплачиваться по счету?

* * *

— «Ночь и день»? Какого черта они играют это старье? — спросила Тинкер у Джордан.

— Это тема вечера, дорогая моя, — бросила через плечо Джордан. — Ты просто слушай, и сама все поймешь.

— Мне это не нравится, — сказала Тинкер упавшим голосом.

— Подожди, ты привыкнешь.

— Я не могу под это танцевать. Это какой-то мерзкий фокстрот.

Джордан резко повернулась. Тинкер, голая по пояс, стояла, стиснув кулачки, и лицо ее было перекошено от злобы.

— Это просто музыка для гостей, Тинкер. Не обращай внимания.

— Для гостей? Здесь что, прием? Будь они все прокляты, они что, не понимают, что это вопрос жизни и смерти? Как они могут глушить нас этой тухлой музыкой? Вы что все, бесчувственные? Да это просто оскорбительно! Пойду скажу этим ублюдкам, чтобы они заткнулись.

— Не надо, Тинкер, я сама это сделаю. Оставайся тут, ты же совсем раздета. Эйприл! Пойди сюда, поговори с Тинкер, а я пойду скажу «Чикаго», чтобы они перестали играть.

— Что-что?

— Делай, что тебе говорят! Слушай, — и Джордан, наклонившись к Эйприл, зашептала ей на ухо:

— С ней что-то не то. Ради бога, не отпускай ее от себя. Хоть силой держи.

— Поняла.

И Джордан бросилась искать Ломбарди, которого нашла смеющимся над чем-то с Клаудией и Линдой, уже одетыми в свои первые платья.

— Марко, у нас проблемы с Тинкер.

— Боже, неужели опять? — простонал он. — Что теперь?

— Не знаю, но она странно себя ведет. Она просто не может слушать «Чикаго», ее прямо всю выворачивает. Тебе надо поговорить с ней, меня она не слушает.

— Думаешь, у меня нет сейчас других дел, кроме как беседовать о ее музыкальных вкусах? Неужели надо дергать меня именно сейчас?

— Да, если ты хочешь, чтобы шоу состоялось.

— Прошу прощения, красавицы мои. Я скоро вернусь.

И Марко вразвалочку пошел за Джордан.

— Ну, Тинкер, что за проблемы? — спросил он. Тинкер сидела, скрючившись, на стуле, а Эйприл массировала ей шею. — Опять жалуешься? Даже в последнюю минуту?

— Проблемы? — повторила Тинкер. — Никаких проблем. Я не выйду на подиум под эту мерзкую музыку, но ведь это не проблема, а, Марко? У тебя есть кому отдать мои платья, правда? Пусть их наденет эта коротконогая французская тварь, потому что для меня эта гадость — не музыка, и никто меня не заставит под это работать. Не знаю, что они себе думают, но это никакое не танго.

— Тинкер, но не могла же ты думать, что они будут играть танго, — сказал Марко, побледнев. — Я тысячу раз тебе говорил, что уроки танго дают тебе только правильное отношение к собственному телу, чтобы ты поняла, как держать себя, как себя воспринимать… Господи, мы же столько об этом беседовали!

— Не помню, — упрямилась Тинкер. — Мне нужно танго, Марко, тебе понятно?

— Тинкер, нам надо серьезно поговорить, — сказал Марко, выдавив из себя очаровательную улыбку. — Пойдем со мной, дорогая, мы найдем тихое местечко и все обсудим.