Кружево - Ширли Конран (1993)

Прожектора включили, и зал мгновенно стих. Сидевшей за кулисами Джуди казалось, что она наблюдает непрерывно меняющийся калейдоскоп озабоченных глаз, напряженных лиц, слышит сплошной поток задаваемых шепотом разных вопросов, впитывает в себя общий хаос, царящий в тех комнатах, где переодевались манекенщицы. Обнаженные до пояса, в чулках, подвязанных к специальному пояску на талии — трусов и обычных поясов манекенщицы не надевали, так как их очертания прорисовывались бы через ткань демонстрируемых туалетов, — девушки сидели перед рядами зеркал. На полках перед зеркалами теснились баночки с разноцветным гримом и кремами, полупустые флаконы, тюбики губной помады. Манекенщицы приклеивали себе невообразимо длинные ресницы, а тем временем парикмахеры наводили последний лоск на их прически. Потом костюмерши помогали манекенщицам одеваться: застегивали «молнии», кнопки, пуговицы. Главная костюмерша проверяла, в порядке ли все швы, хорошо ли отглажен туалет, нет ли на нем пятен или других дефектов.

Держа наготове аксессуары, Джуди следила за готовящимися отправиться в зал манекенщицами. Время засекалось по секундомеру и выдерживалось с военной точностью. Показ был рассчитан так, чтобы разные цвета, линии кроя, фасоны контрастировали, противоречили бы друг другу, а вещи в новой коллекции подбирались в такой последовательности, чтобы журналисты могли проследить эволюцию новых линий или цветовой гаммы. Джуди видела, как все это решалось во время самой первой репетиции. Последовательность показа обозначалась затем на большой доске, стоявшей перед входом в костюмерные: на ней булавками прикалывали карточки с указанием имени манекенщицы и номера туалета, сверху вниз в порядке выхода.

Манекенщицы нервничали, подобно гончим перед тем, как их спустят с поводка: они теребили руками ожерелья, которые надевала на них Джуди, одергивали пиджаки и жакетки, поправляли прически. В показе были заняты шесть постоянных манекенщиц салона и восемь временных — все тонкие, словно палочки корицы.

Первую модель объявили каким-то странно высоким и одновременно сдавленным голосом:

«Пекин, номер третий» — вначале на французском, а потом на плохом английском языке. Манекенщица была загримирована под китаянку, для чего ее большие, как у лани, глаза пришлось густо намазать черной тушью. Свободный белый жакет из льняного полотна, прямая черная юбка и соломенная шляпка наподобие тех, что носят кули, были специально подобраны с тем, чтобы сразу же, с самого начала, дать понять аудитории центральную тему всей коллекции — китайские мотивы. Карандаши забегали по бумаге. Некоторые журналисты строчили, не останавливаясь ни на секунду. Эмпресс Миллер, однако, сделала лишь несколько коротких конспективных записей: «Длина юбок прежняя /китайский/ черно-бел. /под кули/ свободно /без жест. вставок/ без накладных/ легко двигаться/ шляпки солом. лента широк. / костюм верх под матроску, бел., темно-гол./ юбки плиссир. и прямые».

Журналистам разрешалось делать записи, но запрещалось зарисовывать фасоны или давать их подробное описание. В демонстрационном зале становилось все жарче. Какая-то девушка в шубке из рыси упала в обморок, ее быстро вынесли из зала. Одна из манекенщиц — с черными как смоль волосами, демонстрировавшая ярко-красное платье без бретелек, с открытыми плечами, для официальных приемов, — заметила, что кто-то из журналистов рисует. Она на секунд очку остановилась напротив него, дотронулась до мочки своего левого уха и широко улыбнулась, глядя прямо в глаза рисовальщику.

Энни налетела на него как тигрица. Рисунки и записи были конфискованы, а имя журналиста внесено в «черный список» ассоциации ателье мод Парижа. Несколько позже из зала были удалены еще два журналиста. Гнев, угрозы, мольбы, слезы — все это было совершенно бесполезно.