Сердце мое - Элизабет Лоуэлл (1997)

Когда на полках этого шкафа-кладовой ничего больше не осталось, Шелли закрыла его дверцы и подошла к другому шкафу, тому, в котором хранила художественные полотна — акварели, масла… Большинство из них были аккуратно вставлены в специально для них подобранные рамы. Взгляд Шелли упал на написанные маслом калифорнийские пейзажи начала века — их выполнил американский импрессионист, долгие годы обучавшийся во Франции. Живые, чуть размытые краски, тени и полутона картин притягивали к себе взор, манили и успокаивали, точно дуновение морского бриза.

Хранилась у нее и удивительная серия — картины, изображающие птиц, водяных и хищных. Наверное, рисовавший их художник был неплохим охотником, настолько правдиво удалось ему подметить самые тонкие, удивительные моменты жизни пернатых. Птицы, недвижно парящие в небе, их сказочные брачные танцы, кормление птенцов… К тому же художник явно был профессионалом очень высокого уровня. Насколько удались ему легкие, быстрые, тонкие штрихи, полуразмытые тона, переливы света и тени…

Потом Шелли добавила к ним еще и пустынный пейзаж, и современную пастель Шарля Морэна, изображающую танцовщицу. Словно взлетающая ввысь в своем легком, почти невидимом, воздушном бальном платье, эта хрупкая женщина казалась легкой, невесомой бабочкой с длинными прозрачными крыльями — невинная обольстительница, танцующая в струях воздуха…

И все-таки даже теперь, когда опустели полки и этого шкафа, Шелли не была еще вполне довольна. Она чувствовала: чего-то все-таки не хватает — и тогда решительно подошла к стеклянным ларцам-витринам, украшавшим ее собственную гостиную. И начала выбирать вещицы, которые, как ей казалось, понравились бы Кейну больше всего. То, что она и сама очень любила их, предпочитая всем прочим, нисколько ее не останавливало.

Она любила Кейна. И готова была делиться с ним всем, что имела. Абсолютно всем…

Она аккуратно взяла в руки карандашный рисунок, запечатлевший балийскую танцовщицу, и вырезанную из кости эскимосскую старушку. За ними последовали шахматы из слоновой кости и еще много-много других маленьких очаровательных безделушек, уже столько времени скрашивавших жизнь Шелли. Скоро почти все ларцы-витрины так же опустели, как и полки двух шкафов.

— Но это ведь не страшно, а? — обратилась Шелли к Толкуше, аккуратно укладывая вещи на полу. — Как ты считаешь, коша? Я ведь всегда смогу подобрать себе что-нибудь новенькое в собственном офисе.

«Если, конечно, захочу», — мысленно добавила она. Однако были и другие слова, которые она не решилась бы сказать даже самой себе…

Осторожно, бережно вынула она из последнего ларца своего любимого опалового ягуара, на одной из лап которого застыла рубиновая бабочка.

— Конечно, над кроватью Кейна мне бы больше всего хотелось повесить ту картину, на которой святой Георгий сражается со змеем, — призналась она кошке. — Но ведь я ее уже отдала Билли…

Толкуша не обратила на ее слова абсолютно никакого внимания, завороженная опаловой безделушкой, впервые за долгое время вынутой из своего стеклянного домика-ларца.

— Господи, как же я могла забыть! — воскликнула вдруг Шелли. — Ну конечно! Полотно со звездами, фотография Млечного Пути… Это именно то, что надо.

И она быстро сбежала по лестнице, устремляясь в свой рабочий кабинет. Там, на том самом месте, где когда-то красовалось полотно, изображающее сражение Победоносца со змеем, висела теперь картина, купленная совершенно случайно в том самом книжном магазине, в котором она выбирала подарки ко дню рождения Билли…