Новый Орлеан - Клейтон Мэтьюз

— Вот здесь ты прав, черт побери! Есть у меня основания, все основания!

— Только не улетай сегодня, это единственное, о чем я тебя прошу. Вечером мы должны быть на балу Рекса, а после него — на приеме у Рексфорда. Нас там все будут ждать. И если я приду один, начнутся всевозможные сплетни. А они, по-моему, тебе самой совсем ни к чему. Бог свидетель, и без них будет достаточно паршиво, когда станет известно о нашем разводе. Если до этого, конечно, дойдет.

— Уже дошло! А насчет того, чтобы остаться до завтра… Я подумаю, больше ничего обещать не могу.

Пока, Мартин.

Повесив трубку. Ракель почувствовала, что ее всю трясет, а к горлу подступают слезы. Не в силах сдержать их, она рухнула на диван и разрыдалась. Плакала она долго. Но, выплакавшись, почувствовала некоторое облегчение. Головная боль приутихла, напоминая о себе лишь тупыми толчками в затылке.

Ракель умылась холодной водой, оделась и по телефону заказала завтрак в номер. Съела она его с удивившим ее саму аппетитом.

Она уже, конечно, знала, что останется до завтра.

Улететь сегодня было бы слишком мелочным поступком. Чтобы укрепить себя в этом решении, она позвонила в авиакомпанию и заказала билет на первый утренний рейс в Вашингтон.

Был уже почти полдень. Ракель включила телевизор. Когда камеры показали платформу Мартина, она в напряжении склонилась поближе к экрану.

Мартин с широкой улыбкой приветственно махал толпе рукой и разбрасывал пригоршни дублонов. Будто бы у него никаких неприятностей и в помине не было.

Но это — лишь его маска в политической игре, с горечью подумала она. Она уже не раз видела, как он надевает ее для публики. Случилось так, что во время одной из предвыборных кампаний его мать умирала от рака. Более того, она умерла в тот самый момент, когда Мартин, стоя на подиуме, раздаривал улыбки, заливался беззаботным смехом, отпускал веселые шутки. Потом, в уединении их гостиничного номера, он безутешно рыдал на груди у Ракель.

Ракель прогнала прочь мысли об этой стороне характера Мартина Сент-Клауда и без всякого интереса продолжала наблюдать за шествием. На одной платформе с мужем она заметила Берта Клоусона, обнимавшего за плечи девушку, которая была с ним вчера вечером в вестибюле гостиницы.

Объектив телекамеры переместился на другую платформу, и Ракель, откинувшись на спинку кресла, закурила. В полной апатии она равнодушно продолжала смотреть на экран… Это действовало на нее почти гипнотически, и Ракель чуть не провалилась в сон, но тут телекамера вновь стала показывать платформу, на которой находился Мартин.

Ракель усилием воли прогнала дремоту и сосредоточилась на изображении. Объектив телекамеры переместился на толпу, вырвал из нее человека в костюме Санта-Клауса и на несколько мгновений на нем задержался. Диктор отпустил пару язвительных реплик по поводу того, что один из празднующих масленицу, видимо, слегка перепутал времена года…

Внезапно Ракель выпрямилась и заморгала, не веря своим глазам. Санта-Клаус держал в руках пистолет, направляя его на платформу Мартина. Затем она услышала выстрел. В отчаянии Ракель лихорадочно искала взглядом платформу на телеэкране, но объектив телекамеры был направлен в другую сторону.

Диктор возбужденной скороговоркой произнес:

— Минутку, друзья! Там что-то происходит… Вот человек с пистолетом…

Санта-Клаус выстрелил во второй раз. Камера метнулась, несколько мгновений на телеэкране мелькали обрывки изображений, потом объектив вновь сфокусировался на платформе. Там царила невообразимая суматоха.

Ракель сдавленно вскрикнула. Упала на колени перед телевизором, чуть ли не вплотную прижав лицо к экрану. Мартина нигде не было видно. На платформе несколько человек стояли на коленях, и Ракель была уверена, что сумела разглядеть за их спинами распростертую неподвижную фигуру.